Национал-большевизм

Упадочный стиль недавней эпохи — далеко позади. Словно двадцатидюймовые германские «Берты» и стоногие танки англичан сразу раздвинули масштабы культуры и расчистили горизонты истории. Словно волны крови — Blut ist ein ganz besondrer Saft (Кровь — сок весьма своеобразный — нем.) — смыли ажурную тоску сумеречного быта, сломали его филигранный индивидуализм и открыли перед человечеством панораму титанических размахов и далей…

Любовью ненавидящей огонь омоет мир.
Ты, чающий, ты, видящий, разбей, убей кумир!

[226]

Во всем их реальнейшем значении, в их подлинной жгучести встают перед нами ныне «предельные» проблемы, волновавшие Соловьева.

В самом деле, эта величайшая катастрофа, в пять лет до неузнаваемости изменившая стиль человеческой культуры и лик человеческой жизни, что она: — предсмертная ли судорога одряхлевшего человечества, яркая вспышка конца, или… или все-таки нечто иное, менее безнадежное, более плодотворное?

Теперь такой вопрос никому уже не покажется странным и парадоксальным. Теперь он сам собою возникает из недр реальной действительности.

Много потрясений пережило «цивилизованное человечество» за эти годы, и много, слишком много, горя. Эта кровавая трагедия войны с ее разрушительными чарами, затем угар послевоенной усталости, и вот — новый смерч разрушения и крови. Этот пугающий праздник материалистических дерзаний, чающих покорить мир и превратить его в какое-то «срединное царство» духовного пролетария. Этот знаменательный уклон культуры, на первый план выдвигающий ее «технические», «цивилизаторские», нивелирующие стороны. Этот пышный расцвет «гуманизма», религии земного рая, являющей собою величайшую пародию, «подделку» подлинной и живой религии. — Не заставляет ли все это констатировать факт наступающей дряхлости человеческого рода, утомленного, застывающего, уже изжившего все творческие свои силы, кончающего дни свои?

И вся эта нынешняя бестолковица потерявших подлинную взаимную связь, маниакально «самоопределяющихся» народов, кружащихся исступленно в каком-то мрачном танце сатаны, — разве не свидетельствует она о мертвенном разложении человечества на составные элементы?

А роковое бессилие справиться с чарами войны, формально прекратившейся? А явственное отсутствие единой великой идеи, способной дать существенно новое содержание историческому процессу? А истощенность всех народов прежнего периода и невозможность появления новых?..

…Разве вот, быть может, ветхие деньми монголы вновь выступят на авансцену всемирно-исторической жизни, — дабы слить конец истории с ее началом, посмеяться над богочеловеческой мечтой, над последним Римом…

О, Русь, забудь былую славу: —
Орел двуглавый сокрушен
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен…

[227]

Все эти вопросы и сомнения, ныне столь нам понятные и близкие, словно выписаны из «Трех Разговоров».

И, как бы продолжая мысль покойного философа, подтверждая его ответы опытом пережитого, пишет его племянник, поэт-священник Сергей Соловьев, в своем недавнем послании «Карташеву»: -

Рим четвертый не будет, а третий давно уж не внемлет
То, что дух говорит, но под сводом всегда голубым
Чашу с кровию Агнца, как прежде, над миром подъемлет
Нестареющий Рим.

Итак, исторический процесс по существу завершен, человечество исчерпало себя, и все становится прахом и суетою, кроме одного прибежища — кроме того камня, на котором воздвигнут Рим нестареющий, коего не одолеют врата адовы…

Глубок и проницателен анализ Соловьева. Но можно ли удовлетвориться его ответом, согласиться с его прогнозом? Ужели и в самом деле кончен в существе своем земной путь человечества, изжиты дотла его силы? Ужели воистину пришла вечерняя заря?..

Трудно сказать. Времен и сроков знать нам не дано. Несомненно, велик и катастрофичен исторический кризис, нами переживаемый, и много опасностей скрыто в нем. Корнями своими глубоко уходящий в прошлое, органически подготовленный, — своим исходом он надолго предопределяет будущее. Ныне он — настоящее, и неизвестен еще его результат. Очевидно лишь, что широко разливается по всему миру действенная сила хаоса, которая, победив, может только погибнуть. Весь вопрос в том, — увлечет ли она с собою в бездну падения и увлекшееся ею человечество, или, напротив, своим бурным явлением лишь прочистит исторический путь, освежит усталый лик земной души.

Атмосфера истории сейчас вообще чрезвычайно насыщена. В воздухе пахнет ладаном и серой одновременно. Торжествует «иррациональный поток», хаотический вихрь, — но многообразны его потенции.

Хаос сам по себе не есть непременно признак распада и смерти. Вспомните, как его воспевал проникновенный Тютчев. С его стихией таинственными нитями вязано всякое творчество: