На таких рынках редко тематизируются конкретные социальные отношения. Покупатели ботинок и продавцы носков не сталкиваются друг с другом как конкретные личности, участвующие в прямом обмене. Индивиды выходят на рынок скорее как члены абстрактных категорий покупателей и продавцов — тех, у кого достаточно денег, чтобы купить лучшие ботинки, или тех, кто обладает настолько незначительным влиянием, что ему приходится производить носки за ничтожную заработную плату. Они не нуждаются в каких-то особых социальных отношениях с другими представителями своей категории. Тем не менее к людям постоянно обращаются как к представителям таких категорий — например, рекламодатели и производители телевизионных программ, которые держатся наплаву за счет рекламы. Создается реклама, нацеливенная на потенциальных потребителей дорогих ботинок, а представители профсоюзов ведут агитацию среди плохо оплачиваемых производителей носков. Будучи представителями таких категорий, люди узнают о том, какую пользу могут принести изменения на рынке и какие опасности они могут в себе таить — повышение минимальной заработной платы, падение ставок по закладной, сокращение рабочих мест вследствие конкуренции со стороны Японии. Как показывает последний пример, национальные идентичности становятся жизненно важными категориями. И хотя рынки никогда не останавливались на национальных границах, а движение капитала и другие экономические процессы давным-давно стали международными, в повседневном дискурсе люди продолжают считаться представителями национальных экономик. Им говорят, что «американская экономика» выказывает признаки оживления, или с тревогой сообщают, что американской экономике вредит нечестная международная конкуренция. Только благодаря пониманию себя в качестве членов таких различных категорий — в основном достаточно масштабных — мы можем обозначить свое отношение к довольно крупным, отдаленным, безличным силам (прежде всего экономическим), которые определяют нашу жизнь. Нация является наиболее важной из них, хотя религиозные идентификации (иногда в сочетании с национализмом) бывают не менее сильными (см.:
Равнозначность и неузнавание
Ни одно национальное государство не существовало само по себе. Как показал Тилли, европейские государства возникли и укрепили свою власть в контексте сетей межгосударственного соперничества (
Большинство националистических движений выдвигает притязания на государства, либо требуя создания независимых государств там, где таковых не существует, либо требуя, чтобы нация управляла государством, которое находится в руках иноземцев или других незаконных правителей. Иногда националисты соглашаются на признание особого статуса в составе многонационального государства. Но дискурс национализма действует не только по направлению от народа к государству; важно также взаимное признание. В XIX веке европейцы стали считать не только, что каждая нация заслуживает своего государства, но и что каждое государство должно представлять одну нацию (