Национализм как политическая идеология

Эта классификация, однако, весьма условна. Во-первых, она предполагает нормативную дихотомию — противопоставление «хорошего» гражданского национализма «плохому» этническому. Во-вторых, эта классификация непродуктивна для анализа реальных националистических движений и идеологий. Последние несут в себе множество составляющих, в силу чего отнести их к одному из двух типов затруднительно. Наконец, в-третьих, существование собственно «гражданского» национализма, в котором полностью бы отсутствовало представление о культурной или культурно-исторической основе нации, невозможно представить. Даже в Северной Америке националисты исходят из представления о нации как целостности, формируемой общностью происхождения. Стало быть, их нужно отнести к сторонникам «этнического» национализма.

Ниже мы не раз столкнемся с проблематичностью этой понятийной дихотомии. Вместе с тем мы увидим, что отказаться от нее нельзя.

Глава 2. Ключевые понятия теоретико-политического изучения национализма

Нация как источник суверенитета и основание легитимности

Историки много спорили о том, с какого момента можно говорить о существовании наций. Одни начинали отсчет с V в.[31], другие с XVI, третьи — с конца XVIII — начала XIX в.[32] Сходный вопрос заключается в том, с какого времени начинать изложение истории национализма: с 1642, как Хью Сетон-Ватсон, с 1807, как Эли Кедури, или с позднего Возрождения, как Ойген Лемберг.

В теоретико-политическом плане споры о том, когда возникли «нации», бессмысленны. Нация в современном значении слова возникает вместе с возникновением нового понимания суверенитета и легитимности.

Понятие «суверенитет» ввел в научный оборот французский правовед Жан Боден (1530-1596). Согласно Бодену, суверенитет — часть «публичной власти» (puissance publique), определяемая как «абсолютная и вечная власть государства, которую латиняне называют "maiestatum"»[33]. Иными словами, суверенитет есть высшая и безраздельная власть. «Тот, кто получает указания от императора, папы или короля, не обладает суверенитетом», — говорит Боден. Суверенитет, согласно другому классическому определению, данному Карлом Шмиттом, есть «власть, рядом с которой не может быть никакой иной власти».

В добуржуазных обществах «сувереном», т. е. носителем суверенитета, является монарх. Его право властвовать никем не может быть оспорено — разве что другим монархом. Место власти, которое занимает монарх, всегда занято. Оно не может пустовать. У короля два тела — физическое, которое смертно, и мистическое, или политическое, которое бессмертно. Поэтому физическая смерть монарха не означает его исчезновения в качестве мистического источника власти. «Король умер, да здравствует король!»[34].

С буржуазными революциями, когда на смену монархии приходит (демократическая) Республика, положение дел радикально меняется. Демократия объявляет место власти пустым. Никто не имеет изначального права это место занимать[35]. Никто не может обладать властью, не будучи на то уполномоченным. Но кто наделяет такими полномочиями? Кто является сувереном? Народ, или нация.

Между тем «нация» не существует в виде эмпирически фиксируемой целостности, некоего собрания людей. Это — фиктивная величина, которая не обозначает даже совокупного населения страны. Из «нации», от имени которой провозглашается власть нового типа, исключены не только дворяне и духовенство, но и крестьяне, «чернь». Членами «нации» в период Великой французской революции считались только представители третьего сословия, буржуазии. «Нация», таким образом, есть не что иное, как инстанция суверенитета. Или, говоря словами Клода Лефора, «символический диспозитив типа власти».

Здесь не обойтись без другого ключевого понятия политической философии — легитимности.

В эпоху Средневековья и Возрождения легитимность власти (т. е. ее оправданность и обоснованность) несомненна. Власть монарха сакрально обеспечена. Она дарована ему Богом. Монарх (король, царь, император) — помазанник Божий. Если возникают неясности с престолонаследием, это неминуемо влечет за собой политический кризис, бунт.

С выходом на историческую авансцену нового класса — буржуазии, легитимность монархической власти подвергается сомнению. Поскольку в сакральное происхождение власти монарха перестают верить, право отправлять власть нуждается в особом обосновании. Кто дает такое основание? Опять-таки «нация». И опять-таки «нация» означает ни в коем случае не совокупное население страны, не физическое множество людей. Нация есть то, к чему апеллируют, стремясь легитимировать власть.

Эту мыслительную цепочку можно проследить с другого конца. Сущностная черта государства — легитимное насилие. Государство, согласно хрестоматийной дефиниции Макса Вебера, есть институт, который владеет монополией на легитимное насилие.