На взгляд Д. Горовица, неудовлетворительны в объяснении этнического конфликта и теории «культурного плюрализма». Один из классиков этого подхода М. Смит называет «плюралистическим» общество, состоящее из взаимно обособленных «сообществ ценностей» (community of values). Они строго иерархизированы. В случае же нарушения субординации возникает конфликт. На это Д. Горовиц возражает, что в некоторых случаях несогласие по поводу ценностей не только не ведет к конфликту, но как раз способствует его сдерживанию. Примером служит мирное сосуществование этнических групп в Малайзии: оно обеспечивается именно уважением к иным нормам[319]
. Кроме того, Д. Горовиц обращает внимание на такой фактор как «неравномерно распределенная легитимность». В традиционных сообществах притязания (традиционных) лидеров на авторитет, как правило, не оспариваются.Наконец, ученый отмечает, что содержание традиционных норм и верований (которых придерживаются те или иные сообщества) далеко не описывается в терминах совпадения/расхождения. Они в чем-то совпадают, в чем-то — нет. Таким образом, сами по себе ценностные различия — не источник конфликта.
Есть в исследовании Д. Горовица и важные наблюдения, позволяющие критически взглянуть на теории модернизации. Допущение практически всех авторов, разделяющих этот подход, состоит в том, что по мере вовлечения традиционного общества в процесс индустриализации и вестернизации, этнические предрассудки и этнические напряжения будут ослабевать. Однако изучение конфликтов на Филиппинах показало, что носителями этнических предубеждений часто оказываются представители средних классов — той части общества, которая как раз наиболее образованна и вестернизирована.
Итак, критической рефлексии требуют как экономикоцентричные, так и культурцентричные модели конфликта. Горовиц это убедительно продемонстрировал. Но он в целом не ставит под сомнение, что в основе конфликта лежит противоречие интересов. Главное, не сводить эти интересы к материальным.
Этнические группы, участвующие в конфликте, борются за доступ к социальным ресурсам, будь то экономические, политические или культурно-символические. Они сражаются за статус, который опять-таки может измеряться как в категориях экономического могущества и политического влияния, так и в категориях символического статуса.
Такой, например, социальный ресурс, как образование, заключает в себе и «материальную», и «нематериальную», символическую составляющую. С одной стороны, доступ к образованию непосредственно связан с возможностью повышения статуса членов группы. С другой стороны, сам факт наличия национальных школ и университетов важен в символическом плане. Свой университет — предмет гордости группы, важная составляющая ее символического капитала. Поэтому закрытие университета часто служит поводом для конфликта или поворотным пунктом в его эскалации. Так случилось в начале 1990-х гг. в Сухуми (Абхазия) и в конце того же десятилетия в Приштине (Косово).
О значении борьбы за статус свидетельствует практически каждый из известных этнических конфликтов. Причиной конфликта может служить не только борьба за повышение статуса или борьба против дискриминации, но также и опасение утратить имеющийся статус. Так, на островах Фиджи, которые с 1874—1970 гг. были колонией Великобритании, количество коренных фиджийцев сократилось до 49 % (вторую половину населения составили мигранты из Индии и Пакистана). Когда в результате парламентских выборов 1987 г. доминирующее положение фиджийцев было поставлено под сомнение, они ответили на угрозу потери статуса государственным переворотом. Результаты выборов были аннулированы, в стране установилась военная диктатура.
Идеология национализма индуцирует ряд убеждений, чреватых конфликтом.
Это, во-первых, миф об общем историческом прошлом всех членов этнической группы, во-вторых, миф о языковой и культурной гомогенности этой группы и, в-третьих, миф о компактности ее проживания. Обычно именно эти три аргумента используются для обоснования притязаний на сецессию по этническому основанию.