Национальность – одессит (СИ)

— Наоборот. Я считаю тебя послушной женой, которая строго выполняет наказ мужа. Он приказал тебе во всем положиться на меня. Вот и положишься, — возразил я, поиграв словом. — А меня он попросил позаботиться о тебе, как о своей жене. Неужели ты думаешь, что я поселил бы свою жену одну в дешевой припортовой гостинце⁈

— Мишель порой бывает чересчур заботливым, — улыбнувшись, сказала она.

— Каждый бы стал таким, имея жену-красавицу, — не сдержал я свое слово обойтись без комплиментов.

Уверен, что в книгу достижений, которую ведет каждая уважающая себя женщина, была внесена запись «И этот», но Люси вида не показала, поинтересовалась:

— Ты женат?

— Бог миловал! — пошутил я.

— А сколько тебе лет? — задала она следующий вопрос.

— Девятнадцать, — ответил я, не уточнив, в который уже раз.

— Мы ровесники, но у меня такое чувство, будто ты старше лет на двадцать, — призналась Люси.

Она даже не догадывается, какой шикарный комплимент сделала мне: всего-то на двадцать…

— Рано повзрослел. Мои родители и сестры умерли от холеры, когда мне было четырнадцать. Дальше пришлось самому пробиваться, — добавил я возможность посочувствовать мне.

Женщина обязательно должна иметь повод пожалеть мужчину, иначе он пожалеет.

— Прими мои соболезнования! — искренне произнесла она и продолжила допрос: — Как оказался в Порт-Артуре?

Я поведал легенду о подрыве на мине, закончив объяснением своего нынешнего положения:

— Остался без документов и почти без денег. Теперь вот зарабатываю, как умею, на обратную дорогу и учебу в университете. Хочу стать инженером-химиком. За химией будущее.

На счет учебы в университете я приврал. Без аттестата гимназии или реального училища в него не попадешь. Собирался походить на лекции неофициально, узнать, что нового в производстве взрывчатых веществ. Глядишь, пригодится, когда и если вернусь в прошлое.

— Мишель тоже мечтал стать инженером, но его отец, купец второй гильдии, настоял, чтобы поступил в военное училище, получил дворянство, — рассказала Люси.

Как я узнал, сейчас всего две купеческие гильдии, да и те дышат на ладан, потому что попер капитализм. Третью отменили лет сорок назад. Члены первой обязаны иметь объявленный уставной капитал в пятьдесят тысяч рублей, и им разрешалось вести международную торговлю, члены второй — двадцать тысяч и торговать только внутри страны. То есть семейство Энковичей было не родовитым, но далеко не бедным.

— И, по мнению отца, он обязан был иметь жену-дворянку, красивую и образованную, — сделал я вывод.

— Не угадал! — радостно возразила она. — Отец хотел женить его на дочери своего делового партнера, чтобы получил хорошее приданое. Мишель отказался, предпочел меня, дочку обедневшего дворянина. Иногда мой муж бывает очень упрям.

— Неужели он хотя бы раз переупрямил тебя, если ты этого не хотела⁈ — шутливо усомнился я.

— Я не желала уезжать из Порт-Артура, собиралась устроиться сестрой милосердия в Морской госпиталь, который был неподалеку от квартиры, которую мы снимали. Может быть, получилось бы, если бы выбрала госпиталь Красного креста. Мишель жутко ревнует меня к морским офицерам, — поведала она.

— Чем больше женщину ревнуем, тем меньше нравимся мы ей, — перефразировал я русского классика и посоветовал: — Относись к поездке, как к романтическому путешествию со случайными попутчиками, с которыми, если не захочешь, никогда больше не встретишься, и которые ничего не расскажут твоим знакомым. Это редкий случай, когда можно быть самой собой и делать всё, что пожелаешь.

17

Французский отель в Чифу назывался «Нант». Удивительно, что не «Париж». Как меня заверил господин Милиоти, в каждом русском городе, если хочет считаться таковым, должны быть гостиница, магазин женской одежды и парикмахерская, названные в честь французской столицы. Отель был длинным, двухэтажным, каменным, с толстыми стенами. Если бы находился ближе к порту, я бы подумал, что сперва возвели пакгауз, а потом стал не нужен, перепланировали. Едва оба рикши, один вез нас с Люси, второй — наш багаж, остановились перед входом, как массивная красная дверь распахнулась. В проеме стоял китаец в европейских черной жилетке поверх белой рубашки с красным галстуком, завязанным бантом, и черных брюках, но на босых ногах коричневые кожаные шлепанцы, улыбавшийся радостно, будто из морга привезли труп тещи.

— Мадам и месье, добро пожаловать! — произнес он на ломаном французском языке и прикрикнул рикшам на китайском, словно боялся, что мы передумаем и поедем дальше: — Быстро заносите вещи гостей!

Портье — пожилой француз с зачесанными на пробор посередине и напомаженными, черными с сединой волосами и мягкой улыбкой, облаченный, несмотря на жару, в черный костюм-тройку и узкий красный галстук, завязанный узлом — окинул нас быстрым и как бы абсолютно нелюбопытным, нейтральным взглядом, оценив до сантима мой кошелек и наши отношения с Люси, после чего поприветствовал и предложил на выбор:

— У нас есть свободные номера люкс за десять франков за ночь, двухместные с удобствами за семь и без удобств за четыре.