Национальность – одессит (СИ)

На даче «Отрада» теперь проживали советские служащие. Судя по количеству детворы, игравшей на лужайках и в «классики» на асфальтированных дорожках, в домах теснилось по семье в каждой комнате. Возле бывшего моего на веревке, натянутой между деревом и беседкой, сушилось постельное белье. Металлическая калитка была нараспашку. Судя по тому, как заскрипела, ее давно уже не закрывали. Я сделал это, причем на замок, ключ от которого нашел среди кучи ненужных вещей, сложенных в кладовке в подвале моего дома. После чего начал неторопливо спускаться по склону в сторону моря.

Вскоре сзади послышалось, как кто-то дергает калитку, пытаясь открыть. Я сделал еще несколько шагов, обернулся. Возле калитки никого не было. Наверное, филер побежал к другой. Я свернул к кусту, за которым находился прикрытый сухими ветками вход в катакомбы. Кто-то им пользовался в мое отсутствие, потому что я привалил камнями перед отъездом. Внутри было парко, воняло гнилым деревом. Далеко заходить не стал. Дождался, когда мимо пробежит филер и удалится на приличное расстояние, после чего вернулся на дачу, открыв ключом калитку и закрыв за собой. Надеюсь, обитатели бывшей дачи «Отрада» простят меня. По пути снял галстук и пиджак, который перекинул через левую руку, оставшись в желтоватой соломенной шляпе, белой рубашке с коротким рукавом и светло-серых недорогих штанах — ничем не отличимый от большей части советских служащих. Возле входа на дачу меня поджидал Павлин, который, согласно моей инструкции, высадив пассажира, проехал дальше с версту, после чего вернулся сюда.

— На Молдаванку к тому месту, где ты обычно ждал меня, — приказал я, садясь на нагретое солнцем, черное, кожаное сиденье.

От места высадки пришлось топать изрядно. Не то, чтобы я не доверял Павлину, но если его прижмут, выложит всё, что знает, а если не знает, то и навредить не сможет. Пусть ищут, к кому я ходил в том районе, где он стоял. По пути купил большую коробку пирожных в частном магазинчике-пекарне и два съел на ходу, потому что еще не завтракал.

Это был типичный одесский двухэтажный дом с непроходным двором с сортиром в дальнем конце. Большая часть окон на обоих этажах была открыта, и оттуда доносились приглушенные голоса. В тени трое пацанят лет шести-семи играли на щелбаны в бабки коровьими таранными костями.

— Где Суконкины живут? — спросил я.

— А вам зачем? — спросил один из них, слишком красивый, как для мальчика.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — напомнил я.

— Ну, пойдемте, — шмыгнув недовольно, сказал он и повел меня в подъезд, пропахший кошачьей мочой, и по деревянной, скрипучей лестнице на второй этаж, где открыл, толкнув, среднюю из трех дверей на площадке, и крикнул: — Ма, к вам дядька какой-то!

Сразу стало ясно, кто в доме хозяин. Стефани все еще была красива, даже пополневшая, непричесанная, не накрашенная, в простеньком, полинявшем, красном халате и черных кожаных шлепанцах на босу ногу. Она смотрела на меня, то ли не узнавая, то ли не решаясь поверить.

Я предположил первый вариант и спросил шутливо:

— Неужели так сильно изменился⁈

Стефани, всхлипнув, бросилась мне на шею и зарыдала. Я обнял ее вздрагивающее тело и почувствовал, как у меня встает. Воздержание сказалось и/или наработанный ранее инстинкт на запах ее тела. Из светлой комнаты в полутемный коридор вышел Алексей Суконкин и замер в дверном пролете, пытаясь, наверное, сообразить, кто это тискает его жену.

— Юра, иди на улицу гуляй! — приказал он сыну, который стоял позади меня и наблюдал непонятную ситуацию.

Закрыв за ним дверь, обнял меня после жены, похлопав по спине, и повел в комнату, спросив тихо:

— Ты здесь легально?

— Да, — подтвердил я, — но обо мне никому не рассказывайте.

— Само собой, — согласился он.

В их квартире была светлая комната — кухня, гостиная и спальня одновременно — и маленькая темная, в которой с трудом поместились две кровати для детей, и которая загораживалась ситцевой занавеской. Алексей первым делом закрыл окно, выходящее во двор, а Стефана поправила прическу перед овальным зеркалом возле умывальника, после чего поставила на керосинку темно-зеленый металлический чайник с местами облупившейся эмалью, а на стол чашки для чая и выложила на большую фаянсовую тарелку принесенные мной пирожные.

— Рассиживаться у вас не буду. От хвоста оторвался, но, уверен, что меня ищут, — предупредил я. — Если коротко, у нас всё хорошо. Мы, включая тещу и Глашу, граждане Швейцарии. Дочки Ирэн и Стефани ходят в школу. Ваши племянники Коля и Маша окончили Женевский университет, вернулись в Кишинев. Он юрист, она врач. На обратном пути захвачу туда Ваню, который решил стать химиком, как дядя. Вашу историю выслушаю в Кишиневе, если хотите туда перебраться.

— Конечно, хотим! — за обоих ответила радостно Стефани.

— Потише, — шепотом одернул муж.

Я достал из кармана пиджака привезенную карту, развернул, показал свояку точку на ней: