Всего у меня девять работников. С таким количеством — от семи до десяти при использовании двигателей — попадаю в шестой из восьми разрядов промышленных предприятий. Промысловый налог будет двадцать пять рублей и пятипроцентный дополнительный сбор с прибыли, которая будет определена с моих слов, поскольку не обязан к публичной отчетности. В пятом придется платить пятьдесят и такой же дополнительный. Во втором, где числится сейчас «Одесский целлулоид» — от двухсот до пятисот рабочих — тысяча рублей, плюс налог с акционерного капитала в пятнадцать сотых процента, плюс сбор с прибыли по публичной отчетности: при величине ее до трех процентов на основной капитал не облагалась, выше трех до десяти — шесть процентов, выше десяти — шесть и еще пять процентов на то, что более десяти. Благодаря куклам, у нас прибыль колеблется между двадцатью и тридцатью процентами.
— Отдать швартовы, — командую я.
Несколько рабочих из полусотни, собравшихся посмотреть на маневры каракатицы, как они называют буксир-толкач за необычный дизайн, бросаются к кнехтам на пирсе, чтобы скинуть гаши послабленных концов.
Я перевожу рукоятку правого двигателя на электрическом телеграфе на сектор «Малый назад». В машинном отделении раздается трезвон, который обрывается, когда и там на телеграфе переводят рукоятку на такой же сектор. Правый двигатель начинает урчать надсаднее, глуше. Между бортом судна и пирсом протискиваются голубовато-серые струи с белой пеной, и последний как бы начинает уплывать назад и вбок.
Когда форштевень равняется с торцом пирса, я говорю боцману:
— Полборта лево! — и перевожу на телеграфе рукоятку правого двигателя в сектор «Средний назад», а после того, как в машине выполнят команду, левого двигателя в сектор «Самый малый вперед» и, выждав немного, приказываю рулевому: — Право на борт!
«Альбатрос», быстро потеряв инерцию заднего хода, начинает разворачиваться почти на месте. Даю ему возможность крутануться на триста шестьдесят градусов, продемонстрировать свои качества, останавливаю, а потом перевожу на самый малый передний ход правую машину и веду буксир-толкач к барже «Чайка». Отойти от пирса может каждый, а вот красиво ошвартоваться только опытный. Я почти три года не занимался этим, но, как говорится, навыки не пропьешь. Стукнули баржу носом в корму мягко, благо у буксира впереди и у баржи сзади деревянные кранцы — толстые бревна прямоугольного сечения, закрепленные пропущенными через них, длинными, стальными, законтрагаенными болтами.
— Хорошо швартуетесь! — похвалил главный инженер Штерн.
— Дядя-капитан научил, — скромно произнес я.
Мы ждем, когда матросы под руководством боцмана сцепят «Альбатрос» с «Чайкой». Процесс не сложный, но требует времени. Обмениваемся мнениями о маневренных качествах судов с двумя винтами. Я делюсь знаниями, просвещая в первую очередь своих работников. Перед этим два вечера читал им лекции по плаванию по морю и реке на судах с плоским дном, способах маневрирования и швартовки по течению и против него.
Когда сцепка была закончена, я сказал капитану Сватову:
— Командуйте. Меня на мостике нет.
Это для меня нет, а для него еще и как есть. Я вижу, как он старается не показать, как волнуется, как переводит сперва слишком резко, а потом слишком медленно рукоятки телеграфа, как осипшим вдруг голосом отдает команды рулевому. Буксир-толкач отходит от пирса, медленно разворачивается носом на выход из гавани. Капитан начинает успокаиваться. Дальше будет легче, пока не вернемся сюда и будем швартоваться.
— Пойдемте в кают-компанию, — приглашая я главного инженера, его помощников и инженера Вострякова. — Когда подойдем к мерной линии, нас позовут.
Мы спускаемся по трапу на палубу, где четыре офицерские каюты, потом на следующую, где обитает рядовой состав и находятся камбуз и кают-компания, совмещенная со столовой. Это помещение с двумя намертво приделанными к палубе столами, один четырехместный, второй шестиместный, и стульями с вертящимися сиденьями. Свет попадает через три круглых иллюминатора, глухих, потому что расположены всего на сорок сантиметров выше ватерлинии. При небольшой волне будет заливать. Мы садимся за больший стол, чтобы поместились все. Он уже накрыт: водка в графине, паюсная икра, соленая осетрина, тонко нарезанная ветчина, хлеб пшеничный и ржаной высшего сорта. Как ни странно, дешевый хлеб до сих пор с «песочком».