Национальный состав Красной армии

Такая точка зрения имела под собой определенные основания. Немецкие источники часто отмечают, что перебежчиками в этих боях становились в основном уроженцы Кавказа[811]. В дневнике командира одного из подразделений 111-й немецкой пехотной дивизии, действовавшего на северном берегу реки Терек, отмечалось, что в его расположение «при каждой возможности приходят перебежчики, главным образом, представители кавказских народов, не говорящие по-русски»[812]. Части Красной армии, укомплектованные кавказцами, немцы считали «явно неустойчивыми»[813], «имеющими невысокую боевую ценность по сравнению с „русскими“» частями[814]. В специальной справке германского Генерального штаба кавказские соединения не признавались «полноценными войсками» ни в плане материального оснащения, ни по качественным характеристикам личного состава[815]. Немецкие авторы отмечают, что группировка вермахта на северном берегу Терека (части 40-го танкового корпуса и особого корпуса «Ф») была незначительна по силам и потрепана предыдущими боями, однако выстояла натиск многократно превосходивших советских войск[816].

В то же время анализ обстоятельств боевых действий и методов руководства ими позволяет отчасти объяснить поведение части бойцов кавказских национальностей спешкой и шаблонностью в организации и осуществлении атак, недостаточной подготовкой и обеспечением боя, оборачивавшихся большими и ненужными потерями[817]. Так, в переговорах с командармом-44 генерал-майором В.А. Хоменко командующий группой войск генерал-лейтенант И.И. Масленников непрерывно гнал войска вперед, требуя наступать, «не оглядываясь на свой фланг и на тыл»; «Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем в репрессивных мерах, за ставить войска наступать…»; «Говорить об усталости [войск] и о необходимости смены новыми вредно…»; «Частям, не выполнившим свою дневную задачу, выполнять эту задачу ночью…» и т. п.[818]

Доминирование подобных установок подтверждают ветераны-участники тех боев. Б.Г. Тартаковский, бывший работник политотдела 7-й гвардейской стрелковой бригады 10-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшего вместе с национальными дивизиями 44-й армии, вспоминал следовавшие одну за одной неподготовленные атаки неразведанных позиций врага, приносившие огромные потери, но месяцами не дававшие результата. Бои на левом берегу Терека осенью и зимой 1942 г. их участники, прошедшие затем всю войну, вспоминали как «символ кровопролитнейших боев, бессмысленных ночных атак и тяжелейших потерь», «олицетворение самой сущности войны со всеми ее ужасами и бесчеловечностью»[819]. В то же время даже в штабе СГВ Закфронта признавали, что на национальную пехоту выпало очень тяжелое испытание. «Пехота у нас золотая, и все беды терпит она, – отмечал в одном из докладов начальник штаба Северной группы генерал-майор А.А. Забалуев. – Пехотинцы азербайджанской национальности смело шли вперед и не отступали перед танковыми атаками, но зачастую, без поддержки огня бронебойщиков, не умея должным образом применять противотанковые гранаты и бутылки, несли большие потери»[820].

Оценивая позицию Военного совета Северной группы войск в отношении национальных дивизий, Военный совет Закавказского фронта (командующий – генерал армии И.В. Тюленев, члены Военного совета – Л.М. Каганович, П.И. Ефимов), в состав которого также входили все руководители ЦК компартий закавказских союзных республик (Г.А. Арутюнов, К.П. Чарквиани, М.-Д.А. Багиров), квалифицировал ее как «грубую политическую ошибку»[821] и «по сути фашистскую»[822]. И.В. Сталин в конце концов встал на сторону Военного совета Закавказского фронта, в резкой форме потребовав от Масленникова: «Прекратите пререкания с Тюленевым и выполняйте его директивы»[823].