Национальный состав Красной армии

Положение с призывом нерусской молодежи было непростым. Как показало исследование документальной базы, с конца 1920-х гг. молодежь призывного возраста из союзных и автономных республик СССР и РСФСР в обязательном порядке проходила процедуры приписки к призывным участкам и военного призыва. Однако армейская инфраструктура не была готова принять всю массу призывников-«националов». Значительная часть призывного контингента союзных и автономных республик оказывалась невостребованной и сразу после призыва зачислялась во вневойсковики. Например, в 1932 г. по Казахской АССР явились на призыв 24,6 тыс. представителей европейских национальностей и 24,3 тыс. казахов. Между тем в итоге в кадр было зачислено 8446 европейцев и только 1502 казаха[969]. Аналогичным образом в СКВО в ходе приписки, проходившей в январе – феврале 1932 г., к призывным участкам было приписано 112 131 человек, в том числе 16 672 горца (14,9 % от общего числа приписанных допризывников). Призвано было около половины от числа первоначально приписанных граждан – 57 709 человек, в том числе лишь 1654 горца (2,9 % от числа всех призванных)[970]. Как отмечалось в отчете штаба СКВО о призыве 1930 г., «округ должен с каждым годом все больше и больше считаться с нетерпимостью того факта, что призыв горцев фактически проходит вхолостую вследствие малого процента приема их в кадровые части (выделено мной. – Авт.)»[971].

Таблица 20, отражающая план призыва националов осенью 1930 г., подтверждает этот тезис: осуществляя очередные призывы, окружные управления строго придерживались предлагаемой разверстки. За редкими исключениями, к которым следует отнести прежде всего украинцев, призывавшихся массово, новобранцы назначались в существующие национальные формирования.

Таблица 20.Расчет распределения новобранцев-националов, подлежавших призыву в Красную армию осенью 1930 г.

Источник: РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 610. Л. 270.

Будучи неспособными ни в мирное, ни в военное время пропустить через свои ряды всю массу призываемых военнообязанных, национальные формирования на этом этапе развития Красной армии стали своего рода «бутылочным горлом», ограничивавшим допуск к военной службе многим нерусским гражданам. Единственным положительным следствием наличия «значительных ресурсов коренного населения и крайней незначительности контингентов, подлежащих направлению в кадровые нацчасти»[972], была возможность отбирать в армию только лучших во всех отношениях призывников-националов. Например, военкоматам Среднеазиатского военного округа на призыв 1933 г. была поставлена высокая планка по качественному отбору призывников местных национальностей: в пехоту и конницу должно было быть отобрано не менее 20 % членов партии, не менее 40 % комсомольцев, 40 % рабочих и 50 % колхозников. Все призывники должны были быть грамотными, причем проверка грамотности проводилась специальной комиссией, исключавшей формализм в определении этого критерия[973]. В тех условиях это были очень высокие требования. Для сравнения, в том же году в войсках Украинского военного округа среди принятых новобранцев было 6,3 % коммунистов, 26,6 % комсомольцев, 4,1 % неграмотных. Лишь по рабочей прослойке УВО несколько превосходил САВО[974]. Неудивительно, что национальные части по боевым качествам в 1930-х гг. не уступали номерным.

Однако возможность в мирное время отбирать для действительной военной службы лучший контингент призывников нерусской национальности сыграла с органами комплектования военного ведомства злую шутку, поскольку, как выяснилось уже в конце 1930-х гг., оно не имело представления о качестве всей массы военнообязанных, которых надлежало поднимать по мобилизации; к тому же оно не получало никакой военной подготовки или же получало ее формально. В первой половине 1930-х гг. еще казалось, что без этого контингента снова можно будет обойтись, как это было многократно в отечественной истории. Так, в мае 1933 г. в аналитической записке начальника Организационного отдела ПУ РККА Ф.Л. Блументаля отмечалось, что при мобилизации «Краснознаменная Кавказская армия, САВО и Казахская АССР, имеющие в остатке ресурсов в общей сложности до 650 000 человек и политбойцов 45 000 человек, в силу местных особенностей (незнания русского языка, необученности и распыленности) могут быть использованы в очень ограниченном количестве»[975].

Материалы таблицы 21 достаточно недвусмысленно отражают тупиковое положение в комплектовании РККА представителями нерусских национальностей в первой половине 1930-х гг. – в условиях, когда Красная армия начинает быстро расти в численном отношении и все более нуждается в людских ресурсах. Для истории национальных частей Красной армии это было время зенита и быстрого заката.