ИСО СЛОНа, проводя в жизнь директиву петроградского ОГПУ, прописало Пинскеру и свой собственный рецепт, на основании имеющейся у него общей директивы своей матери Лубянки: за то, что Пинскер на предложение слоновского эксплуатационно-производственно-коммерческого отдела отказался по болезни работать на «электропредприятиях» СЛОНа, его с Попова острова срочно направили на остров Соловки и поместили в смраднейшую 13-ю карантинную роту. А потом, когда он там изголодался, набрался вшей, изнервничался, когда его командир роты, психически больной чекист Чернявский, тысячу раз «обложил» невероятной бранью и не раз «дал в морду», Пинскера перевели в так называемую 14-ю «запретную» роту. Здесь, кроме всего того, что он терпел в 13-й роте, Пинскер еще должен был ходить в уборную под наблюдением конвоира-дневального. А это было непросто: Пинскер должен был спуститься по узенькой и темной лестнице со второго этажа 14-й роты, стать в очередь и ждать от нескольких минут до часа своего срока; дальше он должен был опять спускаться по длинной каменной лестнице во двор кремля, пройти сто метров до вонючей «центроуборной», оправляться на глазах дневального-конвоира и выслушивать от него площадную брань, которой он понукал его оправляться «пулей»... Пинскер должен был жить на 300 граммах черного сырого хлеба, получать из грязного ушата горячую воду, в которой варилось пшено, и стоять за получением этого «обеда» в длинной-предлинной очереди грязных, вшивых, полуголых, а то и совершенно голых заключенных – стоять, может быть, пятьсотпятидесятым в очереди (в 14-й роте в то время было 550 человек заключенных-«запретников»).
Мне часто случалось говорить с Пинскером, когда он находился в 14-й роте. Это был милый человек и большой шутник; рассказывая, любил употреблять канцелярские выражения – «вышеупомянутый», «вышеизложенный», «нижеисходящий». Позднее, когда он вырвался из 14-й роты и жил в сносных условиях, он рассказывал, как ходил в «вышеупомянутую центроуборную» с «вышеизложенным дневальным-конвоиром» и как тот кричал ему «нижеисходящее» – «вылетай пулей» с «вышеизложенными мать-перемать».
Вспоминая все это сейчас, я смеюсь сквозь слезы: 55-летнего интеллигентного, образованного человека помещают в такие условия, где люди неизбежно становятся психически ненормальными; его каждочасно «кроют» матерной бранью, бьют кулаком по лицу, а иногда по голове черпаком, который служит для раздачи обеда и представляет собой грязную, никогда не моющуюся палку с привязанной к ней ржавой консервной банкой...
Помню, Пинскер рассказывал мне: «Стою я, Николай Игнатьевич, в вышеупомянутой очереди, позади вышеупомянутого «адама» (т.е. буквально голого. –
Промучив Пинскера четыре месяца на физических работах в 14-й роте, ИСО решило, что теперь он уже не будет по слабости отказываться от работы по специальности и работать будет «на ять». ИСО не ошиблось: когда эксплуатационно-производственный отдел предложил ему принять должность заведующего соловецкой электрической станцией, он согласился с радостью. Так укрощает ИСО тех заключенных высококвалифицированного труда, которые по тем или иным побуждениям не хотят поступать на ответственные слоновские должности.
В мае 1930 г. я встретил Пинскера уже в Кеми.
– Ну как вы, вышеупомянутый Семен Осипович, чувствуете себя? – спросил я его.
– Теперь много лучше, чем бывало в 14-й роте: живу в комнате, где только три человека, и получаю 9 рублей 29 копеек в месяц, то есть усиленный паек. Здоровье, правда, очень неважное, а работы много: я теперь заведую всеми электропредприятиями Кеми и Попова острова.
Теперь уже Пинскер за это место держится, как черт за грешную душу, ибо иначе будет ему в СЛОНе «загиб Иванович», как говорят чекисты.