– Прошу прощения, товарищ майор, разрешите обратиться? – прозвучало над ухом.
У него не было причины резко оборачиваться, и все же он это сделал. По щебеночной дорожке к нему подошел капитан, направлялся в здание, да решил остановиться. Ростом выше среднего, не сказать, что упитанный, но увесистый, однако уверенно держал осанку. Голова какая-то квадратная, массивные дуги над бровями. Хотя и не скажешь, что в его внешности было что-то неандертальское. Впечатления хмурого бирюка он не производил, но и не казался олицетворением добродушия.
Офицер небрежно козырнул. Прогибаться, как видно, он не был научен.
– Капитан Гуревич Всеволод Викторович, – представился этот человек низким голосом. – Формально числюсь помощником начальника штаба по полковым нарядам, хотя фактически этим занимается второй помощник капитан Шеренко. В моем ведении формирование комендантской роты. Не исключено, что со временем меня выведут из штата полка и назначат комендантом Злотова. Комполка говорил, что такое крайне вероятно.
– Рад за вас, Всеволод Викторович, – учтиво отозвался Никита. – В таком случае война для вас окончена, останетесь в тылу.
– Полагаете, я боюсь войны? – спросил капитан. – Не для меня такой расклад. Обязательно буду писать рапорт о переводе в действующую армию. Пусть инвалида назначают. У меня к фашистам личные счеты. Всю семью в сорок первом немец в эшелоне разбомбил.
– Соболезную, капитан.
– Вы не знаете, когда наши войска продолжат наступление? Младшая сестра живет в Орше, больше двух лет уже под немцами.
Попович знал, что не скоро. С кондачка Белоруссию не взять. Одними переименованиями фронтов дело не решится. Месяц, два, три, а то и больше, до следующего лета.
– Затрудняюсь с ответом, Всеволод Викторович. Я не синоптик. Считаете, настали благоприятные дни для истребления немецко-фашистских захватчиков? – пошутил он и посмотрел на небо, которое во второй половине дня оставалось малооблачным.
– Да ладно, я не об этом, – заявил Гуревич. – Вы ведь майор Попович, сотрудник Смерша. Скажите, это правда, что в городе действует немецкий агент или несколько таковых, осуществляющих связь со своими посредством рации?
Возможно, этот офицер был не очень умен. Или же им двигали какие-то особые побуждения. Сделать выводы по внешности было трудно. Эмоции и мысли со сложного лица капитана Гуревича не читались.
– Кто вам об этом сказал?
– Вообще-то, мой подчиненный, лейтенант Орешкин. Он командует укомплектованным взводом, несущим службу по охране городской администрации и горкома. Никто не призывал его держать язык за зубами. Пеленгаторы засекли работу радиста, локализовали примерный район. Выдвинулись все три отделения, обложили берег. Я знаю, что они там лазили несколько часов, но ничего не нашли.
– Так это был Орешкин? – удивился Никита. – Странно. Не так давно я с ним разговаривал, он об этом не обмолвился, хотя и знал, кто я такой.
– А что вы хотите? – Гуревич пожал плечами. – Костя младший командир, он не владеет информацией, не знает задач, поставленных перед вашей контрразведкой. Искали подозрительных лиц в заданном квадрате. Таковых не нашли. Дорога над обрывом, следы протектора, оставленные предположительно «газиком». Но ведь они могли появиться там и раньше. Костя правильно себя ведет. Он вроде общительный, говорливый парень, но далеко не болтун.
– Давно его знаете?
– Пять дней, целую вечность. – Капитан усмехнулся. – Достаточно, чтобы узнать человека.
– Зачем вы подошли и завязали разговор о немецких шпионах? – в лоб спросил Никита.
Капитан не растерялся, даже в лице не изменился.
– Хочу помочь, товарищ майор. Не люблю, знаете ли, немецких шпионов. В данный момент я не загружен делами при штабе, даже совестно. Я год служил в следственном отделе военной прокуратуры, невольно все подмечаю, присматриваюсь. Я это вот к чему. – Гуревич замялся. – Пусть вам не кажется странным мое поведение.
«Уже показалось», – подумал Никита.
– В общем, если вам потребуется помощь бывшего следователя, то можете на меня рассчитывать, поставив, разумеется, в известность товарища подполковника.
– Кого-то подозреваете, Всеволод Викторович?
– Пока нет. Дело не в этом. – Гуревич снова сделал сложное лицо. – Я пытаюсь понять, что именно привлекло вражеских лазутчиков к этому району.
«Вот именно», – подумал Никита.
– Вы на верном пути, Всеволод Викторович, – сказал он и иронично улыбнулся. – Получив ответ на этот вопрос, мы размотаем весь клубок. Где квартируете, если не секрет? При штабе ночуете?
– Нет, ни в коем случае. При штабе у нас ночует только младший командный состав. Остальные в городе на частных квартирах. Люди сами находят себе жилье. Местные не возражают взять на подселение офицеров. Здесь не фронт, все проще. По тревоге следует прибыть в штаб в течение пятнадцати минут. Это реально, если быстро бежать. Я живу в Овражном переулке, дом восемь. Там дед с бабкой, у них есть Курочка Ряба. – Гуревич криво усмехнулся. – Причем единственная, почти член семьи.
– Откуда сами?