Нацисты в белых халатах

– Уже нет. Я совершила огромную ошибку, Никита Андреевич. Не знаю, как быть дальше. Наверное, лучше не жить. – Она помедлила. – Приговорят к расстрелу, плакать не буду. Дадут срок – отсижу. Но не уверена, что смогу жить в советском государстве, которое постоянно применяет насилие к своему населению.

– Вы хотите, чтобы я ушел?

– Нет, проходите, присаживайтесь.

– Хорошо, и вы садитесь.

Они сидели на пионерском расстоянии друг от друга, оба невеселые, испытывали какую-то глупую неловкость. Женщина нервно мяла кисти рук с выпирающими костяшками.

– Вы плохо выглядите, Дарья Алексеевна.

– Это не курорт, Никита Андреевич. Сижу и жду решения своей участи. Вы тоже в прошлый раз выглядели лучше. Даже грязный и немного испуганный. – Она улыбнулась.

Он тоже не сдержал улыбку и спросил:

– Вас не обижают?

– Нет.

– Кормят?

– Кормят.

«Содержательный у нас разговор», – подумал Никита.

– Немецкие диверсанты выкрали Штеллера. Вы в курсе?

Она испугалась, втянула голову в плечи. Нет, женщина не играла.

– Боже правый! Почему?

– Свершившийся факт. – Никита пожал плечами. – Из ниоткуда вылупилась группа числом в два десятка, атаковала караулку с гауптвахтой и сбежала на болота. За ночь от их рук погибло в общей сложности полсотни человек. Вы можете что-то сказать по данному поводу?

– Мне жаль, что так произошло. Это ужасно. Я ничего не знаю по данному поводу. Господи всесильный, ведь в том, что случилось, есть и моя вина.

«Да еще какая», – подумал Попович.

– Мне и правда нечего сказать. – Покрасневшие глаза наполнились слезами. – Откуда взялись эти проклятые диверсанты?

– Пока не знаем, разбираемся. Припомните, Дарья Алексеевна, в последние сутки сюда кто-нибудь приходил?

Она зашмыгала носом, задумалась.

– Майор Гапонов несколько раз объявлялся. Еще косился на часового, рот кривил. У него была такая физиономия, словно он хотел треснуть меня по голове со всей дури, а потом позвать своих громил. Дальше все понятно. Но ничего не сделал, вас побоялся. Капитан Квашнин заглядывал, когда охранник еду приносил. Смотрел на меня как-то странно, поздоровался. Капитан Ольховский подошел с папиросой, тоже смотрел необычно, но не на меня, на Квашнина. Насмешливо так. Потом Ольховский отошел к другой камере. Там сидел бухгалтер с автобазы. Его схватили люди Гапонова в связи с доносом. Он ругался с Гапоновым, что этот дядька нужен командиру полка. Не резон ему тут сидеть на полном государственном обеспечении.

– Вы раскаялись, Дарья Алексеевна?

Она осеклась, съежилась.

– Мне кажется, я многое поняла.

– Что ж, уже неплохо. – Он хлопнул себя по коленям, встал. – Надеюсь, мы еще увидимся.

Никита поднимался по лестнице, когда услышал топот. Кто-то скатывался по ступеням ему навстречу.

Возбужденный Василий Дорофеев выпрыгнул из-за поворота.

– Ага, вы здесь, товарищ майор. Бегом, Родимов на связи!

Попович прыжками помчался вверх, протопал по коридору. Тетерин сидел перед рацией с круглыми глазами, отчаянно жестикулировал. Никита стащил с его головы наушники, нацепил на себя.

– Леха, ты? Что такое?

– Товарищ майор, не велите казнить, мы тут инициативу проявили. – Слышимость была неважная, голос Родимова обрастал каким-то объемным фоном. – За три часа в расположении противника ни черта не изменилось. Мы с сержантом Ежовым поближе подползли. Нет, нас не заметили, не волнуйтесь. У них как раз рация пищала, сообщники на связь выходили. Экипаж в самолете сидел. Мы подкрались к трапу, стали слушать.

– Ты понимаешь по-немецки, Леха?

– Я в школе немецкий изучал, потом в институте, а когда война началась, на пленных фрицах тренировался. Так вот. Из их беседы явствовало, что люди, окруженные на болоте, собираются выходить. Пойдут сегодня ночью, возможно, ближе к утру. То, что их заблокировали, чушь собачья. Есть выход напрямую к аэродромному полю. Сразу идти они не могли, тропа опасная, можно провалиться. Им пришлось втихую гать укладывать, этим и вызвана задержка с выходом из болот. Опасались наших патрулей, самолетов, но вроде работа подходит к концу, скоро пойдут. У них обуза – гражданские, люди слабые, больные, их на себе тащить надо. Немцы же все обстоятельно делают, надежно. Я это к тому, товарищ майор, что если хотите поучаствовать, то можете успеть. Тропинку-то помните?

Никита сорвал с головы наушники. Щеки его пылали.

От земли нещадно тянуло холодом, першило в горле. Он уже битых два часа лежал на сырой земле, метрах в семидесяти от самолета. Хорошо, что хоть плащ-палатку с собой прихватил. Небо на далеком востоке наливалось мутной серостью. Барражировали тучи, стылая изморось висела в воздухе, скрипела на зубах.

Противник не появлялся. В замаскированном самолете несколько раз отблескивал свет. Иногда ветер доносил обрывистые фразы. Поскрипывал трап. Спустился человек, размытый и невнятный, покурил в кулак, убрался восвояси.

Черные деревья стояли стеной слева и справа. На востоке, где кончался безлесный участок, тоже вырисовывалась плотная чаща.