Нацисты

Несколько дней спустя Езерковским сообщили, что их прежнюю квартиру заняли немцы. «Я расплакалась, – рассказывает Анна, – мы с сестрой забились в угол, прижавшись друг к другу, и со слезами на глазах вспоминали свои игрушки и старые добрые времена, которых уже не вернуть. Ужасное чувство, словами его не опишешь, мне и поныне больно вспоминать те дни». Через пять месяцев семью отправили на новое место – в железнодорожных вагонах, предназначенных для перевозки скота. Почти десять дней Езерковские провели в полной темноте, дрожа от холода, после чего оказались в Голице, небольшом городке в Генерал-губернаторстве. Ошарашенную семью бросили на городской площади, потом какой-то старик сжалился над ними и пригласил поселиться у него, хотя и сам жил довольно скромно. «Условия, конечно, были не из лучших, – вспоминает Анна. – Кроватей не было, мы спали на полу, без всяких удобств, без водопровода… Тяжело нам пришлось. Но все же у нас была комната – совсем крошечная комнатенка».

Подобные выселения и депортации происходили повсеместно – судьбу семьи Езерковских разделили многие поляки, как в городах, так и в селах. В сельских районах с насиженных мест выживали целые деревни. Франц Ягеманн, немец польского происхождения, служил у нацистов переводчиком. Он отлично помнит день, когда его привезли в глухую деревеньку неподалеку от города Гнезно, который немцы называли Гнесеном. Местные эсэсовцы остановили грузовики с двадцатью – двадцатью пятью полицейскими на въезде в деревню. Нацисты караулили местных жителей, которые так ничего и не заподозрили. Затем прибыли фургоны с эсэсовцами из дивизии «Тотенкопф» («Мертвая голова»). В три часа ночи полиция и эсэсовцы вошли в деревню и начали врываться в дома, в то время как местные штурмовики оцепили деревню. «Людей жестоко избивали, – рассказывает Франц Ягеманн, – повсюду была кровь. Мне стало совсем не по себе, когда я увидел одну пожилую пару, лет за семьдесят, которые растерянно озирались по сторонам, не понимая, что происходит. Их тоже избили и бросили в грузовик. Один эсэсовец, родом из Верхней Силезии, кричал на селян и с силой расталкивал их по машинам, едва ли не рыча от ярости. Поляков беспощадно пинали, били ногами, угрожали им пистолетами. Это был самый настоящий вооруженный налет».

Стефан Каспшик, сын польского крестьянина, до сих пор не может забыть ту ночь, когда в их селении появились эсэсовцы: «Они окружали хуторы так, чтобы никто не сумел сбежать. Люди брали с собой все, что могли унести. Лишь немногим удалось впоследствии вернуться в родные места. Моего отца едва не замучили до смерти, он скончался после выселения. У нашего соседа погибли двое детей».

Нацисты, терроризировавшие эту крошечную польскую деревеньку, освобождали место для немцев, которые должны были прибыть в страну в тот же самый день. И они решили проблему, избавившись от всех местных жителей разом. Франц Ягеманн тоже видел, как этнические немцы селились на новых местах. «Постели наверняка еще не успели остыть, а в дом уже въехали новые жильцы», – рассказывает он. Некоторые немцы были ошарашены тем, что им придется занять чей-то дом в чужой для них деревне. «Люди недоумевали: “И что же, нам теперь жить в чужом доме? Здесь ведь жили другие!» – я слышал такое собственными ушами, – вспоминает Франц. – Но чего уж тут скрывать… Большинство из них считали, что имеют полное право заселиться в чужой дом, только лишь потому, что рейх победил в войне с Польшей».

Став очевидцем зверств, учиненных охранными отрядами, Франц Ягеманн каждый раз пытался предупредить селян, которых ждала депортация, однако не считает себя героем: «Да, я участвовал в том, что сегодня мы осторожно зовем “этническими чистками”. И отлично сознавал собственную вину… Я ведь так и не осмелился сбежать или скрыться от нацистов, не присоединился к движению Сопротивления. Смелости недостало».

У крестьян, схваченных эсэсовцами и впоследствии депортированных, не было ни малейшей надежды повлиять на свою судьбу, даже заявляя: дескать, я немецкого происхождения – занесите меня в иную расовую категорию. И все же многие поляки пытались воспользоваться такой возможностью. В своем стремлении «германизировать» польские земли (кроме Генерал-губернаторства) нацистские чиновники пользовались полной свободой действий. Именно они решали, кого считать поляком, а кого рейхсгау немцем. И именно эта неограниченная свобода действий стала причиной столкновения между двумя наместниками на оккупированных Германией польских территориях, – Артуром Грайзером, гауляйтером Вартегау, и Альбертом Форстером, гауляйтером Данцига – Западной Пруссии. Это столкновение в очередной раз доказало: в военное время «служение идее фюрера» может привести к непредвиденным и противоречивым последствиям огромного размаха.