Нацизм и культура

– Господин Мюллер, я располагаю некоторыми полномочиями от французской военной промышленности. В течение нескольких лет на вашем химическом заводе планируется производство некоего газа для промышленных целей. Эксперименты успешно завершены. Это нам известно. Но мы хотели бы знать детали производственного процесса. Входить в непосредственный контакт с инженерным персоналом мне бы не хотелось. Все должно произойти не более как через двое-трое рук. Я должен контактировать с человеком, который не вызовет никакого подозрения, но будет иметь доступ к секретам. План этот я разработал досконально. Теперь мне нужен первый человек в этой цепочке. И им станешь ты, Мюллер.

Мюллер сидел неподвижно, смотрел не мигая на Флекса.

«Смотри-ка, как изменился Флекс, – подумалось ему. – Нос у него вытянулся и стал крючковатым. Глаза сделались хитрыми и смотрят пытливо и проницательно. Волосы встали дыбом и похожи на петушиный гребень. Голова птичья, как у стервятника, почти как у коршуна».

– Таким образом, – продолжал Флекс, – у тебя появляется шанс получить определенную сумму денег, а на остальное тебе чихать. Кроме того, это будет твой реванш. Ты будешь доволен, Мюллер. У тебя же ведь нет никаких опасений? Ты всегда был честным парнем, дорогой мой Мюллер. Даже слишком честным, я это знаю. На своей должности ты мог бы позаботиться и о себе. А что ты получил за это? Пинок в задницу. Хотя то, о чем я говорю, не имеет никакого отношения к честности. Это сделка, ясная и простая. Капиталисты всего мира, так или иначе, связаны друг с другом. В следующем году этот секрет все равно будет известен во Франции. Можешь мне поверить: на Западе тоже есть отличные умы. Но к чему проводить исследования и опыты, когда есть более быстрые и прямые пути получения необходимых результатов? Разреши дать тебе совет, Мюллер, если тебя станут одолевать угрызения совести. Смотри на все с политической точки зрения. Сыграй трюк с новым режимом в Германии. Этот газ, уверяю тебя, вообще-то ужасная вещь. Он может проникать в танки и железобетонные сооружения. Следующая война станет для Германии чертовски упрощенной…Мюллер по-прежнему сидел перед Флексом неподвижно и молча. Что можно увидеть, если выбрать какую-нибудь точку на стене и упорно ее рассматривать? Ему показалось, что комната наполнилась серой, как туман, пылью. Где-то кто-то резко бил по куску железа: газовая атака! Из окопов выскочили группы солдат и устремились вперед – на голове у них были противогазы. Артиллерия молчала. На поле боя, как духи, молча сражались люди, падая, как подкошенная трава под взмахом косы. На противоположной стороне разрасталось серое облако. Газ! Газ! Защиты от него нет. А трое из умирающих тысяч – разве не его, Мюллера, сыновья? – упавшие руками вперед в его сторону, выронив беспомощно свои винтовки и корчась от мук. Срывая в агонии со своих лиц маски, они кричат: «Отец!.. Отец!.. Предатель!.. Предатель!»

«Мюллер, что с тобой происходит? Подумай о куче денег! Другой на твоем месте не мешкал бы ни минуты. В мире все происходит по одному и тому же сценарию: выигрывает первый, которому нет никаких дел до других!» – пронеслось у него в мозгу.

Мюллер стал подниматься очень медленно, не отрывая глаз от человека, сидевшего за столом напротив. Выпрямившись во весь рост, он поднял правую руку и, как молотом, ударил кулаком прямо в лицо Флекса. У того брызнула кровь из носа, как вода из родника.

Флекс отшатнулся назад, потом взял себя в руки и подскочил к Мюллеру, опрокинув столик.

– Псих! Ты сошел с ума!

Мюллер сделал движение, как бы намереваясь еще раз ударить Флекса. Тот отскочил назад. Вдруг в комнате появилась фрейлейн Ваккерхаген, секретарша директора завода, казалось ждавшая в соседней комнате. К ней присоединились официанты и несколько посетителей.

– Теперь я понимаю, – произнес Мюллер, быстро взглянув на секретаршу. – Вы уже давно следили за мной, прикидывая, не возьмусь ли я за это грязное дело. Но нет, друзья мои, обойдетесь без меня…

В комнате царило замешательство. Люди задавали друг другу вопросы, повскакав со своих мест за столиками. Секретарша занялась носом Флекса, пытаясь остановить кровь. – Может быть, я и не стану настоящим национал-социалистом, – сказал Мюллер, дрожа от возбуждения. – Но я знаю одно: мы, рабочие, не хотим новой войны, не хочет ее и Гитлер: он еще не отошел от прошедшей. И он уже кое-что сделал в этом отношении – во всяком случае, намного больше, чем любое другое правительство до него. Это следует признать. И Саарская область не имеет ничего общего с войной. А быть предателем я не хочу. Мои трое сыновей…

Внезапно в комнате появился управляющий кафе в сопровождении полицейского. Флекс стал вращать глазами.

– Что здесь происходит? – спросил полицейский.

– Я врезал ему разок, – ответил Мюллер.

– Как вы могли? Вы что же, с ума сошли? Нанести удар такой силы…

– Все не так уж и плохо, – пробормотал Флекс, прижимая к носу окровавленный платок. Он произнес это настолько комично, что все присутствовавшие, включая полицейского, рассмеялись.