Не случайным стечением обстоятельств объясняется то, что полуеврей Генрих Герц и чистый еврей Эйнштейн попытались создать такую структуру механики, из которой понятие энергии было полностью устранено. Еврейский философ Спиноза также проигнорировал чуждое его мировоззрению понятие энергии, которую он просто-напросто исключил из рассмотрения природы. Герц даже требовал вывести весь антропоморфизм, включающий в себя и энергию, из естественных наук. При этом он сознательно не придал никакого значения тому факту, что любая научная идея основана на человеческом опыте и проистекает из процесса познания, включающего специфические особенности как субъекта, так и объекта. Таким образом, попытка Герца была сама по себе антропоморфической, поскольку вместо энергии он постулировал, то есть принимал без доказательства, сопряжение нескольких механических систем, движение в которых было лишено свободы.
Теория относительности Эйнштейна, радикально перевернув все существующие пространственно-временные концепции, оставляет в стороне понятие энергии. Он принимает без доказательств, чисто математическим, формалистическим путем кривизну пространства в среде материи, объединяя их между собой. В этом пространстве планеты движутся по траекториям, аналогичным так называемым геодезическим линиям, то есть по кратчайшим путям между двумя точками при кривизне сферы. В результате устранения понятия энергии у Герца, как и у Эйнштейна, динамика становится кинематичной.
На этом примере можно видеть, что осталось в тени при такой постановке вопроса: не новые открытия в области природы, не результаты научных исследований, но нечто, относящееся к духовной сущности людей, нечто, касающееся души, мировосприятия, отношения к природе и расовых проблем.
В лекциях и книгах вновь и вновь предпринимаются попытки представить теорию относительности как великую кульминацию в многовековой прогрессивной истории научного развития, начавшейся с Коперника и Галилея и продолженных Кеплером и Ньютоном вплоть до Эйнштейна. Но нет! Коперник, Галилей, Кеплер и Ньютон были не предшественниками и первооткрывателями, а его антиподами. Эйнштейн был не учеником их, но оппонентом, а его теория – не краеугольный камень человеческого развития, но декларация тотальной войны с целью разрушения всего, что было построено благодаря эволюции и, в частности, немецкого мировоззрения. Поэтому теория эта может быть воспринята с радостью и энтузиазмом только поколением, выросшим в обстановке чисто материалистического подхода к мышлению. Теория относительности могла возникнуть и расцвести только на почве марксизма, научные постулаты которого аналогичны кубизму в пластическом искусстве и немелодичной, негармоничной тональной музыке нескольких последних лет. В качестве вывода можно сказать, что теория относительности носит не столько научный, сколько политический характер.
Наводнение книжного рынка сразу же после войны брошюрами и статьями с популярным изложением теории относительности не могло, разумеется, удовлетворить интерес мировой публики к естественным наукам, так как эта теория сформулирована весьма сложным в логическом и математическом отношениях языком. Так что эта популяризация основной своей цели не достигла. Более того, она наводила на размышления о духовности и сотворении мира. Некоторые читатели – и они были недалеки от истины в своих предположениях – высказывали мысль, что эта теория является типичным отражением нашего времени. Колин Росс[40]
в книге «Мир на весах истории» заявлял, что теория Эйнштейна могла появиться только в наше время и что принцип относительности придал ему основной смысл, не оставив незатронутыми ни нравственный закон, ни даже категорический императив Канта.