Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза

Казалось бы, для человека, оказавшегося в 15 лет на фронтах мировой войны, не может быть и речи о недостатке смелости и мужества. «Фронтовики Первой мировой войны, – пишет он, – знают одну фразу: „Мужество – это страх, который ты призван преодолеть“» (с. 259–260). Однако Бах-Зелевский почти панически боялся смерти. Столь явное отклонение от желанного им идеала породило множество размышлений на страницах дневника.

Много раз он эмоционально фиксирует те опасности, которым подвергался в течение дня: «Мы ехали по шоссе, полном выбоин. Внезапно я заметил перед автомобилем предмет, который, как я подумал, был деревянным прогоном. Я прошел мимо него. Когда мы остановились, я понял, что это была мина, покрытая небольшим слоем земли. Как легко я мог расстаться с жизнью!» (с. 137) «Мой самолет был несколько раз сильно обстрелян, когда я перелетал стрелковые цепи» (с. 140). «Только лишь счастливый случай спас мой самолет… После приземления мы с гордостью смотрели на попадания в нашу машину» (с. 156–157). «Ночью самолеты противника разбомбили мой дом» (с. 206). Не в силах бороться с охватывавшим его чувством страха, Бах-Зелевский принимался размышлять в своем дневнике: «Сталин в суточном приказе по войскам заявил: „Трус много раз умирает за день, а храбрый умирает только один раз“[293]. Во время сегодняшнего полета я умирал несколько раз. Значит, я трус? Что это – мое слабоволие и чувство страха, не дающие стать мужественным?» (с. 254) Ни религия, ни вера в счастливую звезду не позволяют ему избавиться от постыдной слабости: «Можно только выполнять свой долг и усердно работать, остальное находится в руках Божьих, как скажет религиозный человек, или же это удача и судьба, как считают другие» (с. 261). В итоге он принимает важное для себя решение: «Доктор Шпехт, по моей просьбе, дал мне капсулу с сильным ядом… опыт привел к меня к мысли, что я могу попасть в плен… Когда руки больше не смогут держать оружие, тогда и можно будет воспользоваться этим средством. Я не боюсь смерти, но попасть в руки большевиков означает для меня, высшего фюрера СС, жестокие пытки» (с. 187) (выделено нами. – Е.М., А.Р.). Возможно, это обстоятельство повлияло на его поведение после войны и в достаточной мере объясняет попытки выжить любой ценой.