Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза

Споры о том, насколько достоверно свидетельство Бах-Зелевского, велись в течение многих лет. Одним из главных скептиков в послевоенной Германии стал бывший сотрудник нацистского министерства пропаганды Ганс Фриче, оправданный на Нюрнбергском процессе. Слова генерала СС он толковал таким образом, что на самом деле Гиммлер всего лишь гипотетически оценил будущие потери русских от тяжелой и кровавой войны: «Я буквально увидел, как под оптикой предвзятого обвинения прогнозы, сделанные Гиммлером, 30 миллионов предполагаемых им жертв войны, превратились в жертв преднамеренного убийства» (Fritzsche, 1953: 95).

Конечно, подобная трактовка сразу вызывает вопрос, как мог рейхсфюрер СС предвидеть столь чудовищные жертвы, превышающие совокупные потери всех стран в Первой мировой, если по плану «Барбаросса» война против СССР должна была закончиться за несколько месяцев. Но этот вопрос Фриче никто не задал.

Справедливости ради скажем, что в Советском Союзе о показаниях Баха писали не лучше. Вместо того чтобы вести исследования по проверке их достоверности, советские авторы прибегали к пропагандистским подлогам. Так, писатель Аркадий Полторак – секретарь советской делегации на международном военном трибунале – в книге «Нюрнбергский эпилог» утверждал, что слова Баха подтвердил и Геринг, якобы заявивший: «Гиммлер произнес речь в том духе, что тридцать миллионов русских должны быть истреблены» (Полторак, 1965: 56). В реальности Полторак ловко переиначил истинные слова Геринга. Когда Руденко спросил его про «директиву Гиммлера об истреблении 30 миллионов», рейхсмаршал ответил: «Это был не приказ, это была всего лишь речь» (IMT. Vol. IX: 645). Сам он ее не слышал и слышать не мог, так как на встрече в Вевельсбурге не присутствовал и про заявление рейхсфюрера узнал только на суде.

Дискуссии относительно показаний Баха не ослабевают и по сей день. Так, современные российские историки Д. Жуков и И. Ковтун не слишком доверяют генералу СС, отмечая, что, «по мнению ряда исследователей», Бах исказил слова своего шефа. По их словам, «борьбу с СССР эсэсовцы понимали как устранение “еврейско-большевистской системы”, использующей различные народы для сохранения своей власти, что в целом согласовывалось с общей тенденцией германской пропаганды на Восточном фронте… Вместе с тем, поскольку большинство коммунистов относилось к русским, украинцам и белорусам, война превращалась и в противостояние славянам. Однако это противостояние носило политическую, а не расовую (как в случае с евреями) окраску» (Жуков, Ковтун, 2010: 99).

Их оппонентом в российской историографии выступил А.Р. Дюков, чья мощно написанная книга «За что сражались советские люди» (Дюков, 2007) и целый ряд других текстов, в том числе вступительных статей к сборникам документов о преступлениях нацизма (Дюков, 2020; Дюков, 2011), ставят вопрос о признании оккупационной политики геноцидом советского народа. Дюков полагает, что свидетельства Бах-Зелевского достоверны, так как согласуются и с жесткими расистскими заявлениями верховных нацистов, и с последующим ходом войны, вовсе не похожей на «рыцарскую» и «благородную». «Тридцать миллионов подлежащих уничтожению советских граждан – такими… были поставленные перед рейхсфюрером СС “специальные задачи”, – пишет исследователь. – Никогда в истории человечества не планировалось столь масштабных злодеяний; неудивительно, что чудовищную цифру намеченных для уничтожения невинных людей нацистское руководство не осмелилось доверить бумаге, даже будучи полностью уверенным в предстоящей победе». Цель этого геноцида – «расчистка “жизненного пространства” на Востоке, обезлюживание советских земель» (Дюков, 2007: 73).