Нацизм. Третий рейх. Сопротивление

Ознакомившись с посланием председателя КПГ, ожидавшего «активного вмешательства русских друзей» в дело своего освобождения и рассматривавшего СССР как свою «новую родину», кремлевский вождь наложил резолюцию: «В архив. И. Сталин».

Эти слова сыграли роковую роль в судьбе Тельмана. Сталин не хотел омрачать советско-германскую «дружбу» просьбой к Гитлеру об освобождении руководителя немецких коммунистов. Сталину не нужен был Тельман в Москве; политически выгоднее было, считал он, оставить его в нацистском застенке. Сталин предпочел Тельману Гитлера.

Тельман же всегда был безусловным сторонником СССР и Сталина. Правда, председатель КПГ не одобрял расправы над Германом Рем-меле, Гейнцем Нейманом и другими немецкими коммунистами, ставшими жертвами сталинских чисток. Но в письме Сталину от 1 марта 1939 г. из «угрюмой камеры фашистского ада» он обращался к XVIII съезду ВКП(б) с проникнутыми пафосом словами поздравления в связи с победой над оппозицией, которую постигло «справедливое наказание» и остатки которой «в случае продолжения своей контрреволюционной деятельности могут ждать только смертного приговора».

Содержание и стиль письма позволяют предположить, что Тельман написал приветственный адрес XVIII съезду ВКП(б), рассчитывая на его публикацию в СССР и привлечение к себе внимания общественности. Однако в Москве на документ был наложен гриф «Сообщить строго секретно. Для информации только членам Политбюро».

Политика в тюремной камере

Но Тельман продолжал надеяться на Москву. Ориентация на СССР была для него решающим критерием политической идентификации коммуниста. Внешнеполитические интересы СССР постоянно находились в фокусе его внимания. Он даже давал руководству СССР советы по внешнеполитическим вопросам.

Так, отмечая во втором письме от 1 марта 1939 г. активизацию агрессивной политики «тоталитарных держав», Тельман подчеркивал, что Англия и Франция оказались «неспособными и нерешительными в борьбе с наступательной политикой Германии и Италии», и рекомендовал советскому руководству заявить о своих симпатиях к президенту США Франклину Рузвельту.

В третьем письме, датированном тем же числом, автор, отмечая активизацию антисоветской кампании в Германии, рекомендовал СССР использовать экономические проблемы Германии с выгодой для себя, «чтобы потребовать путем новых хозяйственных переговоров концессии всякого рода. Возможно при этом поставить вопрос об освобождении Тельмана путем общения с руководящими торговыми людьми».

Заключение 23 августа 1939 г. пакта Молотова—Риббентропа стало для Тельмана важным событием. Он, как и многие репрессированные нацистами коммунисты, питал надежду на то, что потепление отношений между Берлином и Москвой приведет к их освобождению. «Вопрос о моем освобождении теперь, вероятно, близок. Я твердо уверен в том, что во время переговоров в Москве между Сталиным и Молотовым… Риббентропом и графом Шуленбургом… этот вопрос также обсуждался», – писал главный узник Гитлера в письме от 1 сентября 1939 г.

Германо-советский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. и последовавший за ним договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. поставили председателя КПГ в затруднительное положение, так как полностью противоречили проводившейся ранее СССР и Коминтерном и безоговорочно поддерживавшейся им политике.

Компартия Германии, пожалуй, в большей степени, чем другие компартии Западной Европы, пострадала от последствий советско-германского пакта. Она переживала тяжелейший моральный и кадровый кризис: многие видные деятели и активисты КПГ, искавшие спасения от гестапо в СССР, были тогда репрессированы, потеряв на время ориентиры в своем героическом и последовательном противостоянии фашизму.

Тельман одобрил германо-советскую «дружбу». Более того, он пытался объяснить читателям своих писем, почему он заранее не предусмотрел такой поворот событий. Тельман стремился убедить сомневавшихся коммунистов занять правильную, т. е. соответствующую интересам СССР, как их понимали Сталин и Молотов, позицию.

На страже мира и социализма

Мнение Тельмана полностью совпало с позицией ЦК КПГ. После подписания советско-германского договора о ненападении «некоторые руководящие работники компартии, активные антифашисты с опозданием осознали всю важность и необходимость этого шага Советского правительства». ЦК КПГ безоговорочно поддержал этот договор и «обратил особое внимание подпольных организаций на правильную ориентировку кадров партии в этом вопросе».