Закончив листать альбом, девочка передала его подруге и, вытащив из матерчатой сумки начатую бутылку колы, поднесла ее к губам. Она пила тепловатую колу, не сводя глаз с половых органов Пикколетто, а он – грызя смокву – рассматривал видневшиеся в широкие штанины ее шорт прозрачные трусики персикового цвета – сквозь них просвечивал поросший волосами лобок. Ходивший по каменной мостовой между их широко раздвинутыми ногами голубь – на его правой искалеченной лапке был всего лишь один красный коготок – громко ворковал и клевал хлебные крошки. У магазина «Casa del Rosario» молодая туристка сфотографировала двух стоявших в одном нижнем белье подростков. Они отдали брюки своим школьным приятелям и теперь ждали, когда группа выйдет из собора Святого Петра и им вернут одежду. Один из подростков, задрав майку, смеялся и кокетливо вилял бедрами, демонстрируя свои топорщившие ткань трикотажных трусов половые органы. Полицейский, проходивший мимо белокурой девочки – она сидела у магазина сувениров и жевала резинку, – бросил взгляд на ее бедра. Когда одна из туристок подошла к нему сзади и осторожно тронула за локоть, намереваясь о чем-то спросить, полицейский вздрогнул и положил руку на кобуру.
Белокурая девочка в майке с бордовыми верблюдами налепила жевательную резинку на язык, и он стал похож на торчащую головку полового члена в презервативе. Она надула пузырь – он долго рос, а потом с шумом лопнул оставив вокруг ее рта и на носу голубые клейкие кусочки резинки. Пикколетто – он как будто только и ждал этого момента – вскочил с места, опустился на колени рядом с девочкой и, смеясь, помог ей вытереть губы и подбородок. Потом сын торговки инжиром вытащил без спросу план Рима из-за пояса девочки – свернутый план был засунут так глубоко в шорты, что доставал до лобка – и снова сел на картонную крышку. Несколько секунд Пикколетто делал вид, что ищет на плане какую-то улицу, а потом свернул его и прижал к носу, продолжая грызть смокву. На правом запястье мальчика висели маленькие разноцветные соски-пустышки. Этим летом они продавались в Риме повсюду. Их носили прежде всего подростки. Но не только они. Свежевавшие овец мясники и вспарывавшие рыбьи брюхи торговцы на рынке Пьяцца Витторио Эмануэле тоже надевали на шею и запястья эти амулеты.
Пикколетто – он не мог отвести глаз от паха белокурой девочки и возбужденно вдыхал исходивший от плана Рима запах – от волнения прикусил язык. Почувствовав во рту привкус крови, он перестал грызть смокву и смущенно перевел взгляд на красные лапки бродившего по мостовой голубя. «Mille grazie!»[33]
– сказал Пикколетто, вставая. Он протянул девочке план города и пошел в туалет. Минут через десять сын торговки инжиром вернулся и сел на прежнее место. Белокурая девочка заметила на его руке – чуть пониже локтя – полоску, похожую на след, оставленный улиткой, и поправила увлажнившиеся между ног трусики. Она оттянула их резинку и щелкнула ею по разгоряченному телу, пытаясь немного остудить его. Потом девочка в майке с бордовыми верблюдами начала бросать окурки – ее подруга курила – в ворковавших, клевавших крошки на мостовой голубей.Рыжий мальчик – английский школьник в майке с надписью «No school, no job!»[34]
– решительным шагом направился к открытым дверям собора Святого Петра. Однако одетый в синюю униформу служитель остановил возмутителя спокойствия, молча указав на его голые ноги. Другой юный турист достал из матерчатой сумки – на ней был изображен красный крест и стояла надпись «Help und helpen» – штаны от пижамы и, натянув их поверх шорт, вошел в собор. Чешский мальчик надел черные брюки из искусственной ткани и переступил порог собора Святого Петра. Его школьный товарищ – он был в шортах, – сидя на теплой мостовой, разглядывал черный треугольник, просвечивавший сквозь желтые трусики стоявшей напротив одноклассницы.В соборе Святого Петра царил полумрак. «Io sono senza colpa!»[35]
– бросила молодая беременная женщина, проходя мимо покрытой черным лаком исповедальни. Она прижимала к животу большой пластмассовый корабль. Из окошечка черного лакированного ящика выглянул толстый отец-исповедник и с упреком посмотрел на нее. В другой исповедальне – на ней висела табличка «На немецком языке» – сидел, понурив голову, монах в черном одеянии. Перед немецкой исповедальней было гораздо чище, чем перед английской или итальянской. А там, где исповедовались поляки, было всегда натоптано. Стуча костяшками пальцев по деревянной решетке окна – над ним стояла надпись «Ро Polsku»,[36] – толстый исповедник кричал толпившимся туристам: «Avanti, non si ferma qui!»[37] Когда одна из женщин встала на колени перед зарешеченным окошком, перекрестилась и попыталась встретиться взглядом со священником он сердито захлопнул окошко и потушил свет в исповедальне.