Оказалось, так оно и есть. В ходе последующих исследований различных карандашных грифелей было установлено, что некоторые производители карандашей добавляют в грифели гидрогенизированный говяжий или рыбий жир, который, очевидно, и привлекает гусеницу, наводя ее на мысли о сочных зеленых листьях. Далее выяснилось, что независимо от того, чем является эта загадочная субстанция, гусеницы коконопрядов обладают достаточной чувствительностью, чтобы различать карандаши с твердостью ЗВ и 4В одной определенной марки. Исследования продолжаются, и, несомненно, скоро нам станут известны другие удивительные факты. Однако, вооружившись этим знанием, мы почувствовали, что просто обязаны включить в свой рассказ о жизни диких животных в городе кадры, повествующие о гусенице коконопряда, также являющейся городским обитателем и главным вредителем местных зеленых насаждений.
Но, как я уже сказал, хоть на нашем живописном пустыре и росла вишня — любимое дерево коконопрядов, — гусениц на нем не было. Совещание, проведенное на самом высоком уровне, постановило, что наш бюджет сможет выдержать дополнительные затраты, связанные с доставкой «скольких экземпляров гусениц из той части города, где жила Хелен (где они процветали и подвергались гонениям), на наш пустырь, где мы собирались посадить их на маленькое вишневое дерево и снять на пленку. После этого они будут водворены назад, в свою родную часть города.
Итак, мы приступили к работе. Именно здесь — уже не в первый раз — мы по достоинству оценили способность Полы издавать невероятно громкий крик. Поскольку некоторые кадры снимались с крыши здания, расположенного на противоположной стороне оживленной улицы, нашему продюсеру представилась хорошая возможность поупражнять свои легкие и голосовые связки, пока она отдавала нам инструкции. Только благодаря силе своего голоса и четкой дикции она смогла безошибочно руководить вашими действиями с высоты пятого этажа, с легкостью перекрывая шум бесконечного потока ревущих, гудящих и сигналящих машин. Сняв большую часть общих сцен, мы перешли к гусеницам коконопрядов. С большим благоговением они были извлечены из фургона; каждая ветвь вишневого дерева, на котором они сидели, была тщательно обернута марлей. Соблюдая все предосторожности, мы перенесли ветки с гусеницами туда, где ваше вишневое дерево, искривленное и низкорослое — словно ребенок из трущоб, — по-прежнему бросало дерзкий вызов Нью-Йорку, вознамерившемуся его погубить. Ветки с гусеницами, их шатром и шелковыми автострадами были аккуратно примотаны к веткам нашей вишни, в результате чего наша инсталляция выглядела чуть более натурально, чем в природе.
Именно в этот момент мы заметили, что к нам присоединилась дама, которая наблюдала за нашими действиями с несколько рассеянным интересом досужего зеваки.
— А что это вы тут делаете? — спросила она, колыхнув своими телесами, втиснутыми в обтягивающие брюки и хлопчатобумажную куртку.
Эластер обернулся и посмотрел на нее с кроткой улыбкой, склонив голову набок. К счастью, до того, как он внес дальнейшую путаницу в уже озадаченный разум, вмешалась Пола.
— Мы снимаем фильм о жизни диких животных в городе, — пояснила она. — Мы хотим показать, что даже в центре такого города, как Нью-Йорк, природа все равно заявляет о себе.
— Так, значит, вот для чего вам нужны эти козявки? — спросила дама.
— Да, — дружелюбно ответила Пола. — Они называются гусеницы коконопряда.
— Но они здесь не живут, — заметила дама. — Вы принесли их сюда.
— Ну да. Видите ли, здесь не было гусениц, и поэтому нам пришлось привезти их сюда для съемок, — объяснила Пола, начиная испытывать легкое волнение под пристальным неандертальским взглядом дамы, которая выглядела так, словно она только что в одиночку убрала весь мусор, оставшийся на Красной площади после первомайской демонстрации.
— А если их здесь не было, тогда зачем вы их сюда принесли? — спросила она.
— Для съемок, — резко бросил Эластер, который пытался сосредоточиться на том, в какую сторону следует двигаться гусеницам — справа налево или слева направо, и как заставить их повиноваться.
— Но ведь это же мошенничество, — сказала дама, выводя себя из состояния летаргии и принимая среднеевропейскую позу для убедительной аргументации — ноги слегка расставлены, руки на бедрах. — Вы принесли их сюда, и они здесь не жили. Это мошенничество. Вы специально принесли сюда этих козявок.
— Ну конечно же, мы принесли их сюда, — раздраженно сказал Эластер, потеряв нить своих размышлений. — Если бы мы их не принесли, нам бы нечего было здесь снимать.
— Это мошенничество, — снова повторила дама. — Так нечестно.
— А вы знаете, мадам, — произнес я, выступая в роли миротворца, — что девяносто процентов фильмов о природе, которые вы видите, как, например, фильмы Уолта Диснея, представляют собой подделку? Весь процесс создания фильмов в каком-то смысле представляет собой изготовление подделки. Однако то же самое можно сказать и о живописце, который пишет пейзаж и добавляет в него новые краски, чтобы лучше передать свой замысел.