Научи меня летать

Ты говоришь, за Одезри нет силы. Тогда скажи мне, Йнаи, где то войско, что добыло женщине и ребёнку землю, лишь на треть меньше моей? Пришлось ли им вести завоевания? Пришлось ли отстаивать своё право? Долгие годы никто не смел возмутиться, я в том числе. Выходит, есть за именем простолюдинов сила не меньше моей.

— Гильдия, — вспомнил Йнаи.

— Гильдия, — с едва заметным раздражением согласился Каогре. — Видно не застать мне те времена, когда небеса отучат их от спеси. И вот что я думаю: Весна поддержит свою ставленницу — так легко мне не добыть ту землю. Снова нужно ждать.

Уан сломал печать и отвинтил крышку. Развернул пергаментный лист и пробежал взглядом по строкам, после чего протянул письмо советнику.

Уан Марбе был занят. Как подчеркнул слуга, очень занят, и Голос совета старейшин прекрасно знал, что это значит: правитель развлекался с фавориткой. Некоторое время летень нерешительно топтался перед закрытой дверью личных покоев уана, всё никак не мог собраться с духом и постучать. «Просто сделай это», — велел он себе и, взявшись за металлическую ручку, сильно стукнул по камню. Глухой звук быстро растаял в узком тёмном коридоре. Ничего ужасного не произошло, и Голос, ободрённый, ударил ещё дважды, а потом и в последний, четвёртый раз.

Стало тихо, летень лишь слышал, как колотится его сердце от сознания собственной дерзости. Дверь с гулким вздохом ушла в стену; вспыхнул, ослепляя, яркий свет. Голос зажмурился и потянулся к оружию, едва живой от страха.

— Почему бы совету не проводить заседания прямо в моей постели? — раздался насмешливый голос уана.

Марбе сидел на покрытом шкурами возвышении. Он даже не потрудился одеться как подобает — лишь небрежно накинул пурпурный, шитый бронзовыми нитями халат из Осени. Кудри отливали золотом в свете стенных пиал, яркие зелёные глаза правителя были подведены чёрной краской. Широко открытые, они напоминали Голосу взор Лаа Старшей: та же жестокость за маской снисхождения, то же весёлое безумие. Летень однажды задумался: где же эльфы-скульпторы увидели этот взгляд? Неужто кто-то из них смотрел как уан Марбе, неужто и долгожителей мог поразить тот же страшный недуг?

Божество на возвышении рассмеялось.

— Совет выжил из ума, — сказало оно. — Они прислали Голос молчать. Кого же они пришлют говорить? Я боюсь и задуматься.

Летень, опомнившись, поклонился. Уан продолжил, будто обращаясь к кому-то третьему:

— Править должен один, я всегда говорю это моим сыновьям. Ибо вот во что превращается правление многих.

Марбе снова засмеялся. Голос выпрямился и, вжав голову в плечи, перешагнул порог. Дверь дрогнула было, но правитель остановил её взмахом руки.

— Вы скоро уходите, — сказал он Голосу.

— Мой повелитель, — тот поклонился вновь, на этот раз гораздо ниже, — простите старого дурака. Я пришёл не молчать, но говорить. Я не должен был тревожить…

— Нет! — капризно оборвал его Марбе и повторил размеренно, на манер мудреца: — Нет. Я знаю, что совет велел идти сейчас. (Он поднялся.) Первый раз страшно нарушать прежние порядки в свою пользу, второй — уже не столь. А сколько раз нужно их нарушить, чтобы вы осмелились меня заколоть?

Сердце старейшины пропустило удар, а потом лихорадочно забилось. Не помня себя от страха, он простёрся ниц и забормотал:

— Повелитель… верьте, сердцем и духом… преданы… мы преданы вам всецело…сердцем и духом… сердцем…

Марбе тихо вздохнул, спустился вниз, остановился рядом со стариком, медленно наклонился, снял с его головы шапку и положил её на ковёр, а потом коснулся кончиками пальцев тусклых жёлтых волос, заплетённых в косу.

— Легко ли убить в себе священный трепет? — спросил он. — Так же как сбросить статую Бога с пьедестала, верно?

Старик не отвечал и едва ли слышал что-либо, лишь дрожал всем телом. Правитель медленно выпрямился, склонил голову набок.

— Сколько раз я смотрел на них, — сказал он. — И каждый раз думал: что нам мешает? И почему вслед нам обязательно придут те, кто будут уверены: у них есть право крушить всё, перед чем благоговели мы. Взамен старого у них будет новый Бог, даже если он человек, и он скажет: то, что прежде было нельзя, теперь можно. То, что прежде внушало ужас, ничего не сделает вам. Потому, что оно умрёт — вы убьёте его.

Марбе вернулся на возвышение и довершил весело.

— Всё позволено новым Богам, потому что однажды они станут старыми, — правитель сел. — Сердцем и духом, — широко улыбнулся он. — Так зачем же совет прислал ко мне свой Голос?

Старик кое-как поднялся с пола, о шапке он и не вспомнил. Несколько раз летень сглотнул, а потом забормотал жалким, срывающимся голосом:

— Вести… из Онни…

— Важные, должно быть, — всё улыбаясь, снисходительно протянул уан.

— К ю… южным со… седям… уан…

— Наконец, у юга появится лицо, — Марбе демонстративно зевнул. — Ещё что-нибудь?

— Нет, нет, — с облегчением выдохнул Голос.