Хахманух даже не успел окликнуть уана — гулко вздохнула каменная плита, чёрная молния прорезала коридор, и крепость сотрясли громовые раскаты рояля.[29]
Червь и паук встревожено переглянулись. С потолка уже планировали пушистые твари, по лестнице вниз бежали драконикусы, торопливо шлёпая лапами.— Что случилось? — нестройным хором воскликнули лятхи, встретившись.
— Без понятия, — чётко ответил Синкопа.
Хахманух переступил на месте, свил тело в тугую пружину.
— Выждем немного, и я пойду выясню, — предложил он.
— А я проверю свои источники, — деловито сообщил паук и побежал к выходу.
Последний тихий аккорд отзвучал. Келеф опустил руки и, точно марионетка с обрезанными нитями, повалился на пол рядом с холодно блестящей, лакированной чёрной громадой. Червь, испуганный и встревоженный, подбежал к нему, ткнулся мордой в плечо.
— Ну, что случилось? — встревожено заворчал он.
Сил'ан лишь судорожно вцепился в камень. Хахманух обвился вокруг съёжившегося тела:
— Всегда ты молчишь и всё держишь в себе. Я много повидал твоих сородичей — такой привычки не было ни у кого. Поговори со мной.
Келеф задрожал, червь положил морду ему на спину и вздохнул.
— Ещё девять лет, — одними губами прошептал Сил'ан.
Хахманух подобрался, гребни на голове и спине резко распрямились, щетинки встали дыбом.
— Что? — с ужасом выдохнул он. — С чего вдруг? Зачем? Ты же знаешь, я не смогу остаться… Не понимаю, — он затряс головой от волнения.
Откатилась каменная плита, в коридоре раздались шаги. Червь потеребил лапой рукав чёрного платья:
— Наследник идёт, вставай!
Сил'ан не ответил. Шаги замерли у колонны, мальчишка осторожно высунулся из-за толстого, облепленного паутиной каменного столба и заглянул в залу. Хахманух подполз к нему и торопливо, сбивчиво объяснил:
— Он не в себе. Шок. Нужно время. Всё будет хорошо, ведь так?
Хин улыбнулся червю, присел на корточки и потрепал того по голове, запачкав руки в тягучей слизи:
— Конечно.
Хахманух встал на лапы, но всё не отрывал брюха от пола; мальчишка услышал его панические, виноватые мысли:
— … не могу остаться. Через неделю наступит моя зрелость. Я стану совсем другим: не узнаю и не вспомню ни его, ни тебя — только лятхов, — вконец напуганный, червь запричитал: — Как же так вышло? Как же я его покину?
Мальчишка платком отёр перчатки и тепло усмехнулся:
— Ты бы ещё спросил: на кого? Хахманух, тебя ждёт дом, клубок, детёныши. Не надо огорчаться и переживать: остаются Синкопа, злодеи, крылатые. Келеф сильный, ты же сам знаешь. Мы его поддержим, а ты — доверься мудрой природе.
Червь грустно повесил голову:
— Я не хочу вас забывать.
Он повернулся к мальчишке хвостом и медленно побрёл прочь. Хин коротко вздохнул, выпрямился, собрал волосы в хвост и, тихо ступая, подошёл к уану. Присел на пол в двух шагах от него. Скрежет когтей лятха затих в отдалении, крепость обняла глухая тишина.
Мальчишка посмотрел на безразличные иссиня-серые камни пола, на разметавшийся чёрный шёлк волос, протянул руку и погладил воздух, не решаясь коснуться их.
— Сейчас мир вокруг звучит как расстроенная скрипка, — негромко произнёс он, не сводя взгляда с Сил'ан. — Давай послушаем что-нибудь другое. Помнишь ночное небо? Поездку год назад? Грозу? Как я боялся и пытался спрятаться между ящерами. Так боялся, что, мне казалось, сердце разорвёт грудь и выпрыгнет наружу — я умру. Твоя родная стихия несёт гибель таким как я. Может быть, мы — люди — мстим ей, пытаясь погубить тех, кого не понимаем — её детей. Именно погубить, потому что всё непохожее мы упрямо стремимся изменить, превратить в человека или знакомое нам явление. Гроза потрясла меня, перенести её было тяжело, но после неё, помнишь: ты и я сидим на камне, от лужиц поднимается пар, говорим о том, чего не касались прежде, и не замечаем, как заходит Солнце и гаснут краски заката. Воздух, прозрачен, свеж, свободен от страха. Падают звёзды и разбиваются о воду со стеклянным звоном.
Он поднялся, подошёл к роялю и несколько раз ударил пальцем по крайней белой клавише справа. Резкие тонкие звуки вспыхнули и погасли в тишине.
— Красивые, чистые звёзды, — нараспев промолвил Хин. — Холодные, яркие. Вышитая колкими голубыми огнями высота, — он чуть замедлил речь и улыбнулся, — самого прекрасного цвета. Небо так похоже на тебя. И сколько бы огней ни упало, оно не погаснет никогда.
Заметив осмысленный взгляд Сил'ан, он лукаво улыбнулся:
— Вот и всё.
— Но девять лет, — тихо сказал Келеф. Он казался несчастным и смотрел на человека, ожидая, что тот успокоит, словно готов был поверить любому ответу.
— И они пройдут, — заверил Хин, улыбнулся шире. — Видел бы ты себя!
— Главное, что меня не видели воины, — ответил Сил'ан и, кротко вздохнув, сел. — Ты помнишь, где лежит мой гребень?