Научи меня летать

— Уже нет. Я и Синкопа слышали разговоры во дворе вчера. Стражников тронуло твоё сочувствие бедной Ценьхе. Они теперь иначе относятся к музыке. Раньше воротили носы с предубеждением, но два дня назад она яснее слов рассказала им о боли, одиночестве, бессилии, ропоте, отчаянии — о чувствах, понятных и пережитых не раз.

— Они сами себя обманули, — тихо сказал уан. — Ты-то знаешь: мне плевать на Ценьхе.

— Мне тоже, — сказал Хин. — Почему должно быть иначе? Я её не видел. Да и говорили, будто она не в себе. Что за жизнь она прожила? Мать умерла, отец вспомнил о ней лишь тогда, когда потерял наследника. Того страшнее — что за жизнь у неё была бы. Кто решил, что смерть — непременно горе? Пусть бы те, кто окажется никому не нужен, умирали ещё в младенчестве! Может ли сама Дэсмэр объяснить, зачем им появляться на свет?

Мальчишка долго молчал, потом смело посмотрел в яркие глаза:

— Я отвечу на твою откровенность. Ты спрашивал однажды, в чём моя беда. Я тогда сказал, что не знаю. Это неправда. Знаю.

Келеф молчал, Хин задержал дыхание, глядя на матово-белую в лунном свете кожу, на капли воды на ней, горящие серебром.

— Смерть кажется мне избавлением, — произнёс он, наконец, — дорогой к единственному человеку, который мог бы любить меня и понимать, которому я был бы по-настоящему нужен. Я отдаю себе отчёт, что это только мои фантазии. Будь он жив, наверняка, и ему бы не оказалось до меня дела.

Дверь открылась, Хин услышал шорох на потолке, отложил книгу и тяжело вздохнул.

— Не запоминается? — поинтересовался Синкопа.

— Я не понимаю, — взмахнул руками мальчишка, — зачем непременно всё учить наизусть? Какая это по счёту? Сколько десятков томов я могу прочесть по памяти дословно? Нельзя разве поставить её на полку, а, когда будет нужно, открыть и найти нужные строки?

— Можно, — согласился паук, сбегая по стене. — В мирах, откуда валятся к нам чужаки, так и делают.

— И в чём подвох? — осведомился Хин.

— Человек в силах запомнить и сотню, и тысячу томов при правильном обучении, — сказал Синкопа. — Почему он должен отказываться от этого? Зачем разыскивать нужный фолиант среди множества других на стеллажах? Да так можно биться над чем-то целую жизнь и даже не знать, что это давно открыто и изучено? К чему отказываться от владения информацией? Разменивать глубину знаний на ширину личных библиотек? Да и взгляни на это с другой стороны: сейчас мы запечатлеваем на пергаменте лишь самое важное, книг немного, того меньше копий каждой. Их называют сокровищем, они драгоценны. Если их станет больше, человек запутается в их изобилии, перестанет ценить, сочтёт обыденностью, станет проглядывать, а не читать. И, самое страшное, начнёт судить. А сколько кожи потребуется, сколько красок, сколько загромождено будет помещений. Зачем — можешь ты мне ответить? Чтобы потакать лености? Когда горели библиотеки в мирах чужаков, большая часть хранившихся там текстов оказывалась безвозвратно утерянной. Когда же в Весне однажды случился пожар, книги — все до единой — восстановили по памяти. К тому же, если брать их лишь чтобы выучить и вернуть в хранилище, книг хватает всем ищущим знаний. Понимаешь, — паук выразительно поднял передние лапы, — никому из нас не нужно то, что легко доступно — это быстро наскучивает. Каждый из нас жаждет борьбы и побед. Так, если сказать человеку: «Тебе поможет обрести надежду лепесток с цветка у твоих ног», он сорвёт лепесток, но, скорее всего, не ощутит ничего. Если же направить его через десять гор и долин, описать чистое озеро и неведомую траву, растущую на его берегах и расцветающую лишь в полнолуние Сайены, тогда — коли он пустится в путь и найдёт её — неужели же не разыщет и надежду, идущую об руку с желанием жить? Когда за необычайные заслуги, можно сказать даже подвиги, человек получает как высшую награду допуск в библиотеку на день, он узнаёт за этот день больше, чем чужак, для которого в его мире ворота открыты всегда, да только он проходит мимо, торопясь чего-то достичь, не думая о том, кто он уже есть.

Мальчишка опустил голову и задумчиво посмотрел на книгу.

— Вообще-то, — сказал Синкопа, — ты задал очень интересный вопрос. Я ведь не рассказывал тебе о двух моделях мира? В одной из них люди всё совершенствуют орудия, так что управлять ими в итоге может человек, и вовсе не ведающий, как они устроены. Ему нужно только повторять из раза в раз одинаковые, всё более простые по мере усложнения машин, действия. В этом мире знания станут уделом немногих, да и то, большей частью, знания о тех же орудиях, ведь нужно будет строить новые, всё быстрее и быстрее.

— Как тебе пришло такое в голову? — удивился Хин.