Научи меня любить

Но чем ближе Джек подъезжал к ранчо, тем настойчивее память возвращала его в те дни, когда его жена еще была жива. Как ему нравилось тогда возвращаться домой после трудного дня, проведенного на пастбищах или в конюшнях с отцом. Тогда он часто задумывался о будущем.

Счастье.

За прошедшие десять лет много чего происходило с ним. Но это слово больше не возникало в его лексиконе. Нет, с тех пор он не был счастлив по-настоящему. Просто существовал.

Ну и что? Так ведь лучше. Лучше, чем обрести счастье, а потом внезапно потерять его, как случилось с ним когда-то давно. Он был тогда молод и влюблен. И вдруг ничего не стало. Ее не стало.

Тогда горе завладело им полностью и чуть не убило. Он очень тосковал по жене, а справиться с болью смог, лишь уехав из дома. Сбежал. Чтобы забыть обо всем.

Но воспоминания не оставляли, шли за ним по пятам. Внезапно вдруг возникали в голове. Стоило увидеть какую-нибудь семью за обедом в местном кафе, или мужа и жену за покупками в бакалее, или юношу и девушку, держащихся за руки, и боль возвращалась. Видеть чужое счастье было просто невыносимо.

И Джек убегал, оставляя позади знакомых и друзей, бросая все ради другого города, заполненного чужими людьми. Некоторое время все было нормально. А потом прошлое вновь возвращалось в виде мучительных воспоминаний.

Вот как сейчас.

Пейдж воскресила их, потому что в последние несколько дней показала ему счастье, о котором он и не мечтал. Она сумела пройти через те защитные стены, которыми он отгородился от людей, сумела проникнуть в его сердце. И ему это нравилось. Он полюбил ее.

Джек понял это, когда затормозил на дорожке у родного дома. Да, он действительно полюбил ее.

Он опустил глаза. Сомнений нет, это любовь. Но вместо того, чтобы обнять ее, прижать к себе и наслаждаться близостью с ней, он сбежал, примчался сюда.

Да, черт побери, она права. Он на самом деле боялся с кем-нибудь сблизиться. Но в одном Пейдж все же ошиблась. Перспектива осесть и жить на одном месте его не пугала. Он уже это сделал.

Эта мысль пришла ему в голову, когда Джек шел по до боли знакомому коридору родного дома в свою комнату, которую занимал с самого рождения. Здесь было его место. И все его вещи: кровать, спортивные награды на полочке на стене, его первое седло, переброшенное через стул в дальнем углу, первая голубая лента, которую он получил на смотре лошадей в Остине. Да, здесь было его место, наполненное воспоминаниями о прошлом. Здесь были его корни.

Он подумал о Сесиле Макгроу из бакалейной лавки, об Уэйне и Нелл, о многих других знакомых ему с детства жителях города. Его города. Здесь он вырос. И всегда возвращался сюда. Ему не нужно было начинать жизнь где-то еще. Не нужно было пускать корни, потому что они уже были пущены здесь, в Инспирейшне. Его прошлое, то, чем он был и чего хотел, — все таилось в маленьком техасском городке, где жили его семья, его друзья и его женщина.

Его мысли вернулись к Пейдж. Он вспомнил страх и отчаянье, застывшие в ее глазах. Когда Джек уходил, она была напугана и пыталась защищаться, а потом прогнала его.

И он охотно ушел, потому что и сам боялся. Но теперь страх пропал. Джек вошел в свою комнату с твердым намерением больше никогда не позволять Пейдж отталкивать его.

Он взял свой верный чемодан и принялся распаковывать его. Через несколько минут все вещи заняли свои прежние места в ящиках и на вешалках в шкафу. И на него снизошло спокойствие. И свобода. Подлинная свобода. Еще большая, чем та, какую он чувствовал, летя на своем мотоцикле по ночному безлюдному шоссе.

Джек понял, что освободился от прошлого, от всех страхов, не дававших покоя. Теперь можно без тревоги смотреть в будущее. Ему нужна Пейдж Кэссиди. Отныне и во веки веков. Оставалась лишь одна проблема: Пейдж прогнала его и не хочет больше видеть.

Но это пока.

— И тогда я сказала ему: «Норм, я не стану надевать желтое платье. Возможно, это любимый цвет твоей мамы. Но меня она ненавидит. И желтый мне не идет».

— Вот молодец!

— Так держать, Дороти!

— Правильно ты его!

— Я хочу сказать, если бы его мать была со мной хотя бы любезной, я бы надела хоть оранжевое платье, хоть лимонное. Но она же постоянно критикует мою курицу и клецки.

— Ничего себе! Твои клецки?

— Вот ведьма!

— И мой яблочный штрудель.

— Коммунистка недобитая — вот она кто!

— Да разве так можно?

— И мой воздушный лимонный мусс…

Пейдж отчаянно старалась сосредоточиться на теме дискуссии. Очень старалась. Но как только ей удавалось уловить нить разговора, что-то напоминало ей о Джеке и прошлой ночи. И главное, о том, что она перешла ту грань, за которой нет возврата. Она прогнала его. Теперь он, скорее всего, ее ненавидит.

Ну и что? До приезда Джимми и Деб осталось всего три дня. А потом Джек уедет. Так какая же разница, что он о ней думает?

Никакой. В этом она и пыталась себя убедить. Что такое три дня? За прошедшие полторы недели ей удалось многому научиться. Несколько дней ничего бы не изменили.