Я не сказал ему, что это давно уже практикуется. Пока преподавателя нет (мало ли куда мог выйти во время пары), особо смелые курили прямо за учебными партами. Потом открывали окна и дверь и проветривали. Если бы отец знал, что я тоже этим занимался, он бы, наверное, меня убил. Такого разгильдяйства простить своему сыну он бы не смог.
– Садись, поговорим, – отец открыл мне дверь своего старого автомобиля, который, по-моему мнению, давно пора было отправить на металлолом. Но разве Евгению Петровичу можно такое сказать? Я молча сел и уставился прямо перед собой. Смотреть отцу в глаза было невыносимо. – Что молчишь? – спросил он. – Или сказать нечего?
– Ты сам всё слышал, – так же, не глядя, ответил я. – Ничего нового к этому я не добавлю.
– Жаль, – заметил отец. – А я надеялся узнать о причине такого провала с твоей стороны.
– Причин нет, – я пожал плечами. – Кроме той, что мне не нравится специальность, которую ты мне выбрал.
– Ах, вот оно что! – взъярился отец. – Ему дали возможность получить хорошее высшее образование, а он ещё недоволен! Да у тебя совести нет!
– Может, и нет. Только перед тем, как делать выбор, можно было бы меня спросить, чего я сам хочу, – мягко ответил я. Повысить голос на отца никогда не смел.
– А ты хоть знаешь, чего хочешь? – отец презрительно усмехнулся. – Помнится, когда заканчивал школу, собирался в музыкальное училище.
– Да, мне, действительно, этого хотелось, – признал я. Музыка – это моё всё.
– И кем бы ты стал после этого училища? – продолжал отец. – Музыкальным педагогом в детском саду? Репетитором по игре на гитаре?
Я не знал, что ему сказать. Мои увлечения отец никогда не принимал всерьёз. Когда я дома во время празднования какого-либо события играл на гитаре, ему нравилось. Он даже хвалил меня. Но стоило завести речь о продолжении карьеры, как он, в лучшем случае, резко менял тему разговора. А если был не в духе, то мог высказаться в мой адрес так, что желание говорить с ним об этом пропадало надолго.
Отец всегда знал, вернее, был уверен в том, что знает, что для меня лучше. И самое печальное то, что моё мнение при этом не учитывалось. Какая разница, что я думаю, если решения принимает он? Я глотал обиду за обидой, не чувствуя в себе сил противостоять ему. А потому уходил в первый попавшийся бар и там заливал и свою обиду, и все невысказанные мной слова. Мать покрывала мои пьяные похождения, и отец нечасто о них узнавал. Но когда узнавал, я получал по полной.
– Одного не пойму: в кого ты такой непутёвый? – любил говорить он. – Мы с матерью оба приличные люди, достойно себя ведём. Один ты у нас…
Выродок. Вслух он этого не говорил, но мне и так было понятно. Не такого сына Евгению Петровичу надо бы. Но уже поздно. Что есть, то есть…
– Ты мне скажи, сам до этого дошёл, или компания помогла? – спросил отец. – В общежитии какого только сброда нет! Отовсюду приезжают. Если тебе мешают твои приятели, ты так и скажи.
– Да нет, мне никто не мешает.
– Или может у тебя с девушкой отношения разладились? – продолжал он допытываться. – Как там её зовут?
– Лиза, – напомнил я.
– Точно, Лиза. Так у вас с ней всё нормально?
– Вроде, да.
– Смотри, – предупредил отец, – хотя бы с ней не наделай глупостей. Ты хотя бы предохраняешься?
– Пап! – возмутился я. – Мне двадцать лет. О чём ты говоришь? Думаешь, я не в курсе, что и как делать?
– Судя по тому, что ты творишь в университете, я ничему не удивляюсь. А такого, как ты, лопуха, окрутить очень легко.
– Лиза не такая, – возразил я, сделав вид, что пропустил такое «ласковое» к себе обращение. – Она порядочная девушка.
– Все они порядочные при первом разе. Потом только показывают себя во всей красе.
Мне не хотелось продолжать этот разговор. Не хватало ещё, чтобы отец влез в мою личную жизнь, и стал девушек мне выбирать.
– Значит, так, – заключил он, – мой вердикт таков: две недели поживёшь дома. Буду тебя каждый день в университет возить, а после занятий забирать. Из дома – ни ногой, пока не вызубришь все конспекты! Довольно я за тебя краснел в кабинете у твоего декана! Впредь, чтобы подобного не повторялось! Иначе, Женя, я не знаю, что с тобой сделаю!..
Да что ты ещё можешь со мной сделать, папа, помимо всего, что перечислил? Я взглянул на него – лицо суровое, брови нахмурены, губы плотно сжаты. Застывшая маска вечного недовольства. Я забыл, как он умеет улыбаться. И как только мама могла прожить с ним столько лет?
– Сейчас заедем в твою общагу, – продолжал отец, – возьмёшь всё самое необходимое и вернёшься ко мне.
– А ты разве со мной не пойдёшь? – усмехнулся я. Неужели отец не хочет своими глазами увидеть тот вертеп, в котором я живу?
– Нет, я подожду тебя здесь. Мне там делать нечего.
– Как скажешь.
Он остановил машину напротив главного входа, где собралась очередная компания студентов. Отец поморщился, увидев, что все они курят.
– Я так понимаю, что правил здесь нет никаких, – проворчал он. – А где охранник? Где комендант? Почему студентам позволяют курить прямо на пороге у входа?
– А где им ещё курить, пап? В своих комнатах? Или в коридорах?