Яна улыбалась, выслушивая сомнения подростка, безудержно ревущего ей в плечо. Всё таки одеться сегодня попроще было верным решением. Вряд ли потекшая тушь теперь отстирается от рубашки. Но и отталкивать ребёнка Яна никогда бы не стала. Да, девочки они такие девочки!
— Знаешь, а я так мечтаю оказаться на твоём месте, — Яна сделала паузу, чтобы убедиться, что Юля ее слушает. — Чтобы только родители и я. Чтобы везде вместе. А потом, вечерами, смотреть на закат, он на море просто волшебный. И слушать море, и ветер. Как он поет. Как море ласкает камни, как шепчутся между собой цветы. Это все — музыка, Юля. Я бы взяла свою скрипку. И обязательно сыграла для моря. И ты сыграй. Вместо меня. Ему понравится.
Девчонка притихла, вытерла слезы, задумчиво внимая словам своей немного странной, но такой красивой, словно сказочная фея, учительнице. Потом кивнула, звонко высморкалась в платок и уже более уверенно произнесла:
— Давайте репетировать. Чтобы перед морем не стыдно было. А то у нас совсем мало времени…
41
Яна чувствовала себя не в своей тарелке. Хоть занятие с Юлей и было последним, ей хотелось побысрее его закончить. В голове Сашкиным голосом отчетливо звучал адрес больницы и номер палаты… Зиновьева Вера Павловна…
Нужно поехать туда, к ней, успеть побывать там до Сашки. Посмотреть, понять, что же это за человек, что ей, этой Вере, нужно?
К чему все эти игры с больницей, почему сына отдала чужому человеку?
Да-да, чужому. Сашка ему совершенно чужой, хоть и отец. Они не виделись, не знают друг друга. Разве можно вот так? Переспала, видела один день, а через шесть лет своими руками отдала сразу ребёнка мужику? Неужели не нашлось никого, с кем сына оставить? Глупости! Бред полный.
Яна просматривала на часы, прикидывая, успеет ли она доехать до больницы, чтобы попасть в часы посещений? Возможно и нет, но попробовать стоит. Не в том она сейчас настроении, чтобы с девочками заниматься. Одно дело с Юлей, другое — с неугомонной болтушкой Катей.
Еле дождалась, когда можно будет уйти. Попрощалась тепло, пожелала удачи, а выйдя на улицу, направилась не в соседний двор, где жила Катюша, а напрямую к остановке.
Если сейчас будет автобус, то поедет. Если нет — вернется.
Маршрутка подъехала сразу, едва Янка дошла до остановки. На какое-то мгновение растерялась, но тут же отбросила бесполезные раздумья и заскочила в полупустой душный салон. Плюхнулась на свободное сиденье и сразу же набрала номер матери Катюши.
Буквально два гудка, и та ответила.
— О, Янина Георгиевна, а я как раз вам пытаюсь дозвониться! Здравствуйте! Катя только со школы полчаса назад вернулась. И знаете, у неё, кажется, температура. Вот, представьте себе, на улице теплынь, а она простыла где-то! Давайте занятие перенесём!
— Здравствуйте, как жаль, что Катя заболела. Хорошо, звоните, Катюшке привет. Пусть выздоравливает поскорее!
— Спасибо, передам, до свидания!
Яна, попрощавшись, улыбнулась. Все правильно, значит ей действительно нужно быть сегодня там, в больнице.
В голове роились мысли, словно злые, рассерженные осы, не давая покоя. Чуть не пропустила нужную остановку.
Буквально в ста метрах от дороги расположился больничный комплекс. Высокие многожтажные корпуса стояли друг за другом, как солдатики. На каждом из них огромными световыми буквами обозначалось название отделения и номер. Нужный корпус нашла не сразу. Он, двухэтажный и маленький, словно отросток, сиротливо стоял, прижавшись вплотную к огромному зданию хирургии.
Странно, Яна думала, что Лешкина мать — в терапии, ну или в гинекологии.
Вход отдельный, дверь металлическая, простая, без защиты и кодового замка, а на посту, вместо охраны, сидит пожилая санитарка. Неужели она сможет остановить пациента, если тот надумает удрать домой? Сейчас уже везде с этим строго. Даже верхнюю одежду сдаешь в гардероб, но получить можно только с разрешения главного врача, то есть при выписке. А тут, словно в прошлом веке, полная свобода действий…
— К кому Вы, милочка? — подслеповатая старушка щурилась, пытаясь рассмотреть вошедшую девушку и приветливо улыбаясь.
— Здравствуйте, — замешкалась на мгновение Яна, — можно мне Зиновьеву?
— К Зиновьевой? Можно, милая, можно. Она ждет, вся изждалась уже, плакала сегодня, насилу успокоили. Пришлось укол делать. Проснулась уж, наверно. Вот та палата, первая от окна по правому коридорчику. Там вон, — махнула рукой санитарочка, — в гардеробной, халат одень, шапочку, тапочки одноразовые в упаковке. Руки обработай, на стене дезодаратор висит. Иди, милая, иди. Сама справишься.
Яна кивнула, не веря своей удаче и не вполне понимая, что происходит, зашла в боковую дверь. Там, в маленькой комнатке, на вешалке висели чистые халаты, рядом на полке стопками лежали упаковки с одноразрвыми шапочками, перчатками и тапочками. Не задерживаясь, она облачилась в больничный наряд и, глубоко вдохнув, вышла в коридор.
Санитарка сладко посапывала на стуле. Вокруг — мертвая тишина, аж жуть пробирает холодком, до самого позвоночника.
Так, куда она сказала? В правый коридор, последняя дверь, та что у окна.