— Вы обязательно поправитесь, не переживайте! — Яна снова потянулась к ее руке, но в последний момент передумала. — Ведь вас ждёт сын. Он без вас никак!
— Никак, это точно. Отдала его, а сама реву, сердце не на месте. — Вера задышала часто, сморщив нос, пытаясь не разреветься.
— Пожалуйста, успокойтесь. Я думаю, что вы…
За спиной раздался шум въезжающей в палату тележки, прерывая их мучительный разговор.
— О, да у нас гости! Верочка, вы меня простите! Тумаков с четвертой там меня задержал, никак не могла ему в вену попась. Девушка, спасибо, что присмотрели за больной. Она у нас сегодня только поступила, на эмоциях вся… А вообще время приема уже вышло, уж десять минут как. Вы приходите завтра, и с врачом поговорите заодно. Он с двенадцати начинает принимать родственников по личным вопросам. Вы вообще к кому приходили-то?
— Я просто передачку принесла, меня попросили, на работе сотрудница, она сегодня в смену. В общем-то я уже ухожу. Выздоравливайте, Вера.
Яна ободряюще улыбнулась, взглянув на бледную, изнеможденную свою соперницу и поспешно вышла в коридор.
Быстрее, на свежий воздух. Хоть глоток, чистого, настоящего, живого…
43
Холодный пот струился по вискам, и именно это неприятное ощущение привело Яну в чувства. Когда синева в глазах чуть прошла, она с трудом приоткрыла веки.
Перед ней — больничная, выкрашенная в белый цвет, дверь. Воздух тяжелый, спертый, пропитанный запахом хлорки, сушил горло. Она так и стояла в маленькой гардеробной, совершенно потеряв счет времени. Сколько она тут? Помнит, как вышла из Вериной палаты, помнит шум в голове, острое желание к чему-нибудь прислониться.
На посту не оказалось сердобольной санитарочки, и Яна, прошмыгнув в знакомую дверь, желала лишь одного — переодеться и поскорее убраться отсюда.
В голове — оглушающая до звона пустота, на сердце груз, что кажется — не возможно дышать. Яна утерла пот снятой с головы шапочкой, кинула ее в мусорку неглядя. Туда же полетели перчатки, бахилы и маска. Небрежно стянула халат, а потом, скомкав белоснежную ткань, швырнула на стул. Схватила сумочку, зачем-то порылась в ней, поискав ключи от квартиры, затем опомнилась и наконец-то вышла на улицу.
Сколько она бродила по аллеям и дворам, не знала. Ходила, бездумно рассматривая прохожих, серые унылые дома, разноцветные аляпистые витрины. Затем зашла в какой-то дворик и села на скамью возле подъезда.
Опомнилась, когда уже стало темнеть и вечерняя прохлада стала навязчиво пробираться своей зябкой лапой под тонкую одежду. На часах восемь, первые минуты девятого. От Сашки — бессчетное количество пропущенных, но телефон все ещё стоит на беззвучном.
Яна поежилась, не столько от холода, сколько от чувств. Так хотелось тепла, человеческого, добрых слов, утешения, заверений, пусть и пустых, но все же… О том, что все будет хорошо. Будет ли? Наверное будет.
Что она, Янка, молодая и красивая, плохого видела в этой жизни? Сейчас все ее метания и слезы казались наигранными, глупыми. Не было теплых семейных отношений с родителями? Так их гимназия была лучшей из лучших, там мечтали бы учиться многие, но могли лишь избранные. И при этом разве в чем-то она нуждалась? Вещи всегда по последней европейской моде, лучших брендов. А к ним тысяча мелочей сумочки, туфли, украшения…
Разве могла Яна сказать, что чего-то еще не пробовала, не ела необычного, экзотического? Разве что горькой ранетки из-за соседского забора в деревне…
И подруги были, и прекрасные учителя. И трудности, все те, с которыми Янка столкнулась в начале своей семейной жизни, разве не сталкивается с ними каждая девушка, вышедшая замуж? Особенно, если до этого жила с родителями, словно принцесса.
Готовка, уборка, покупки, порой нелепые и слишком затратные — ведь все это бывает у каждой. Но не каждой приходится воспитывать совершенно одной и поднимать на ноги маленького ребёнка. Или вдруг в двадцать пять стать беспомощной умирающей старухой…
Образ Веры, изнеможенной и уставшей, стоял перед глазами темным пятном. И Яна ненавидела себя за любопытство, за свою несдержанность. Зачем ее понесло в больницу? Что и кому бы она там доказала, даже будь Лешкина мать здорова?..
Лешка. Вот ее беда. Настоящая, неотвратимая.
Чужой ребёнок, Сашкин сын.
Как его принять? Как?
Он, как клеймо. Как очередное подтверждение ее неполноценности.
Ребенка из дома малютки она бы растила с первых дней, никто бы и не заметил, что их малыш приемный. А Лешка, вот он весь — готовый, взрослый человек.
Кто-то бесцеремонно, резко вдруг дёрнул ее за плечо. Яна обернулась и недоуменно посмотрела на стоящего перед ней подростка. Долговязый, в нелепой обвисшей одежде, он щербато улыбался и без предисловий обратился, смачно пожевывая жвачку:
— Теть, там вон таксист спрашивает, не вы случайно машину заказывали? Говорит уже пятнадцать минут ждет, никто не подходит…
— А? Какое такси?
— Да вон, белый фольц стоит, на парковке у будки, — пацан уверенно тыкнул пальцем в сторону.
Яна осмотрелась. Машину она вызывать — конечно не вызывала. Но раз никто не выходит…
— Наверное моя, а я смс жду от оператора….