Научиться быть ведьмой

Вероника пулей выскочила из кабинета. Ректору не пришлось долго объяснять, он понял с полуслова. Через минуту они оба уже были на месте. Мгновение — и туман, густота которого уже была такой, что не позволяла видеть, что творится внутри, рассеялся.

И Никита, и безумный профессор лежали на полу без признаков жизни. Вероника бросилась к парню, а ректор подошёл к астрологу.

— Мёртв, — констатировал Пётр Иванович, склонившись над профессором, и, видя, как Вероника отчаянно трясёт парня, добавил:

— Никита тоже погиб. Никто не выживет в таком густом информационном сите.

— Нет, — заорала Вероника. — Нет! Он жив! У него есть пульс.

— Ненадолго, — грустно вздохнул ректор. — Шанс выжить у него один на миллион.

— Нет! Никита, слышишь меня?! Живи! — она схватила его и прижала к себе. — Слышишь?! Живи! Ты что не хочешь выиграть пари?! Ну же, живи! Живи!

Теперь она снова начала трясти его.

— Не надо, — ректор положил руку ей на плечо. — Уже нечем не поможешь.

— Но почему этот безумец удерживал поле? — в отчаянии закричала Вероника. — Почему? Почему из-за этого самоубийцы Никита должен погибнуть?

— Поле удерживал Никита.

— Как Никита? Зачем?

— Наверно, хотел защитить тебя.

Слёзы градом потекли по щекам Вероники. Она поняла. Поняла тактику Никиты. Он удерживал поле, чтобы не дать безумному профессору причинить ей вред. Только там окутанный сиреневым туманом он казался Никите безопасным для Вероники.

— Никита, прошу тебя, умоляю, живи!!!

Дыхание парня становилось всё слабее и слабее. Не-е-е-ет! Она не даст ему умереть, не даст! Что там только что сказал ректор? Шанс выжить у Никиты один на миллион. Но всё-таки он есть!

Это как подброшенная монетка, которая может упасть орлом, решкой или на ребро. Пока монетка летит, пока она ещё не коснулась ладони, все три варианта развития событий одновременно существуют в условном будущем. Все! Даже самый маловероятный — монетка, упавшая на ребро. Ведь так когда-то говорил Никита. Вероника помнит тот разговор. Всё, до последнего слова.

— А всё-таки как она упадёт? — лукаво улыбается парень.

— Ну, в 50-ти процентах случаев — орлом, в 50-ти решкой и… ну, не знаю, где-то в одной тысячной процента — на ребро, — отвечает Вероника.

— Эта закономерность выявится, если мы будем подбрасывать монету много раз. А если всего один? Вот в данный конкретный один раз — как она упадёт? Какой из вариантов этого условного будущего станет воплощённой реальностью настоящего, какими законами это определяется, от кого зависит, я не знаю…

Зато Вероника знала. Это зависит от неё. Она может сделать так, чтобы в этот конкретный раз монетка упала на ребро. Она может сделать так, чтобы самый маловероятный вариант условного будущего стал реальным настоящим.

Вероника схватила Бубен. Она вспомнила, что должна делать. Она закружилась в бешенном древнем танце, она выкрикивала странные фразы на давно умерших языках — она задавала ритм Вселенной. Она приказывала ей, какой из бесчисленного множества вариантов выбрать.

— Ого! Ради такого шоу стоило потерять сознание, — Никита приоткрыл глаза и широко улыбнулся.

Вероника бросила Бубен и подскочила к парню, и он заключил её в объятия, крепкие объятия — значит, окончательно пришёл в себя!

— Я знал, что у тебя получится, — Никита зарылся лицом в её растрепавшиеся от бешеного танца волосы. — Знал.

Они долго сидели обнявшись. Молчали и смотрели друг на друга. Это такое счастье просто видеть любимого рядом. Живого и невредимого. Приходили какие-то люди. Руководимые командами ректора забрали тело безумного профессора и навели в кабинете порядок. А Вероника с Никитой продолжали сидеть, глядя друг на друга и ничего не замечая вокруг.

Наконец, она нашла в себе силы заговорить:

— Как ты догадался, что это не я вышла из кабинета?

— Вышла-то всё-таки ты. Твоя проекция из условного будущего, точная копия тебя. То какая бы ты могла быть несколькими минутами позже.

— Но всё-таки как ты догадался?

— Сначала я догадался, кто такая была Алеся, а потом уже догадался, что кто-то использовал идею твоего отца. А про Алесю догадался по твоему рассосавшемуся шраму. Понимаешь, голограммы, хоть и практически неотличимы от реальных объектов, всё-таки обладают другими свойствами. Они не могут оставлять след в настоящем. Вернее могут, но только ненадолго. Со временем он стирается.

— Я до сих пор не могу поверить, что никакой Алеси не было. Что это была я сама.

— Ну, не совсем ты. Твоя проекция, голограмма.

— Теперь я понимаю, почему мне иногда казалось, что Алеся читает мои мысли. Я решила перекраситься, а на утро — она уже блондинка. А на самом деле это была я. Ну, то есть не я, а то какой бы я могла быть. Один из вариантов моего будущего.

— Да эта запутанная история со светлыми-тёмными волосами тоже помогла мне распутать клубок. Ну, и ещё то, что Вы были очень похожи и только отец вас мог отличать.

— Одного не могу понять. Зачем папа так поступил?