Наверное, будь он более вспыльчивым и агрессивным, по дому бы уже летали тарелки, и стоял крик и визг. Наверное, он бы не позволил ей себя оскорблять и унижать, будь он более неуравновешенным. Но для того мужчина и создан, чтобы поддерживать баланс сил и остужать слишком горячую женскую кровь.
«Женщины могут быть не только прекрасными, благоухающими цветами, но еще и мегерами, фуриями, живущими на волне своих капризов и причуд», — к такому выводу пришел он, выдавливая моющее средство на губку, чтобы помыть тарелку от еды, которую он сам же себе и приготовил.
***
Волков под руку с Ириной поднялся на второй этаж «Националя» и сразу понял, какой это будет вечер. Гонка тщеславия, соревнование самодурства. Видимо, будет очень сложно перевоспитать Иру и силой заставить ее вырасти во взрослую женщину из маленькой девочки.
Его взгляд привлекла девушка с кожей цвета темного янтаря в платье бутылочно-зеленого цвета. Какой контраст золотистой кожи и густо-зеленого оттенка платья!
Познакомился с Кариной и ее молодым человеком Антонио, который по-русски не говорил, и ему приходилось переводить хотя бы на английский. Интересная компания. Ему такое в новинку.
— Предлагаю пока не заказывать ничего, а просто поговорить, — сказала Карина, и на Волкова дыхнуло щедростью тропического солнца. Захотелось лета! — Ваня, а скажи что-нибудь по-чешски. Так интересно послушать еще один язык. Я на трех говорю с горем пополам: русский, английский, итальянский.
— По-чешски? — не понял он.
— Давайте все же закажем меню, — спасла ситуацию Вересова. — Есть охота – сил нет.
Иван открыл меню и увидел примерно то, что и ожидал. И часто будут приезжать ее богатые подружки? Сможет ли он обеспечить все ее (пусть уж простит) придури?
Девушки выбирала блюда и вино, а он не мог примириться с мыслью о том, что сейчас прокручивается какая-то дешевая театральная сцена перед его глазами. Почему он играет другого человека? Почему Ира ведет себя так, словно он может себе позволить всю эту роскошь?
— Ир, ты с ума сошла? — прошептал ей на ухо Волков, делая вид, будто целует ее за ушком. — У нас теперь точно ремонта не будет.
— Плевать на этот ремонт, — прошипела она. — Не позорь меня, я умоляю.
Даже так. Волков с шумом захлопнул меню и положил его на столик. Он не будет играть в этом театре абсурда, увольте. И позорить Иру он тоже не будет.
— Ваня, тебя что-то не устраивает в меню? — спросила Карина, следя за ходящими на его лице желваками.
— Да.
— И что же?
— Цены.
Ирина толкнула его ногой под столом, но он не отреагировал. Это будет последнее, в чем он ее опозорит. Надо же иметь разнообразные воспоминания в этой жизни. Пусть он станет не самым приятным воспоминанием для нее.
— В Чехии дешевле или дороже? — не понимала его недовольства Карина.
— В какой, к черту, Чехии?!
— Как же… Ты ведь оттуда?
Лицо Вересовой покраснело хуже вареного рака. Карина ахнула, все поняв. И Волков все понял.
— Ира, можно тебя на минутку? — позвал ее он.
Они отошли в полумрак коридора, где бы их не было слышно, и он дал своим эмоциям выход.
— Ты просто… дура! Больше мне тебе нечего сказать.
— Я дура?! — закричала девушка. — Это ты жадный и… и даже подыграть не можешь! — Она заплакала. — Уйду от тебя к Сереже, он хороший!
Переживания затуманили ее мозг, накачали его, словно алкоголем.
Иван сжал ее плечи несильно, немного надавливая пальцами, чтобы ей не было больно. Он не хотел обижать ее. Не ее вина, что он нищий и не подходит под стандарты, закладываемые таким детям с пеленок.
— Возможно, я жадный, Ир. Но я отдал тебе все, что имел: меня избили в доме твоей матери, так что тебе пришлось сегодня замазывать синяки на моем лице тональным кремом; я лишился работы, на деньги от которой жил, не только хотел покупать тебе все, что ты захочешь, но и жил на них сам; твоя мать разослала отличное рекомендательное письмо во все крупные фирмы Москвы, пользуясь былым авторитетом твоего отца – теперь меня никуда не берут. — Он выдохнул, переводя дыхание, и продолжил: — Даже обед я сегодня сам себе приготовил. Ломал голову над дурацким ремонтом, хотя мне он не нужен. Ты не знаешь ничего об отношениях. Не знаешь о главном принципе, на котором они строятся.
— Что за принцип? — всхлипнула девушка.
— Компромисс. Ты не имеешь понятия о том, что это такое. И к Сереже этому, кем бы он ни был, можешь уходить. Я тебя не держу.
— Вот именно! Не держишь! Тебе вообще все равно, рядом я с тобой или нет.
— Нет, это не так. Мне не все равно, но я не Отелло, чтобы душить тебя. Любовь не терпит полумер, а в нашем случае ей даже нет шанса появиться. Потому что я лишь полумера в твоей жизни. Ты раскидываешься мной, как десятирублевой купюрой: уйду к Сереже, ты меня позоришь, ты жадный. Ты, Ира, вывалила сегодня на меня целое ведро помоев, но не ценю тебя я. Двери моего дома для тебя открыты, но мне кажется, что лучше тебе будет вернуться к матери. Оказывается, вы с ней похожи.
Волков развернулся и вышел, оставляя Иру и свои глупые надежды в том коридоре.
13