Научиться дышать

— Подойди ко мне, пожалуйста, — попросила ее Марина, — и сядь рядышком. — Вересова так и сделала, и та взяла ее за руку, сжала все еще холодные после улицы пальцы. — Все мы грешники, но не каждый может быть судьей для самого себя. Только действительно смелые и раскаявшиеся могут взвалить это бремя себе на плечи — бремя осознания своей вины и ответственности за нее. И почему-то мне кажется, что ты не просишь для себя помилования, ты не перекладываешь вину на других людей, только бы облегчить свою душу. Это о многом говорит.

Пришел черед Ирины сдерживать слезы. Все так и есть. Она стала своим самым строгим судьей, палачом с самой тяжелой рукой. Каждый день она казнила себя за совершенные ошибки, за прошлый эгоизм и бывшую когда-то ее кредо бесчувственность к другим людям.

— Как проходит лечение? — сменила тему, пока тут не начался потоп.

— Отлично. Температура появляется редко, и то небольшая. Я всем сердцем стремлюсь скорее оказаться рядом с сыном, поэтому думаю, что пойду на поправку быстрее. Только я не знаю, как скоро смогу рассчитаться с тобой за лечение… Дом запущен, Дима тоже, работы нет…

— Прекрати, — Ирина махнула рукой, словно отрезая ненужный разговор. — Что это за помощь такая от чистого сердца, если требуешь взамен грязных денег?

Искренняя благодать не ждет компенсации в ответ. Подлинная доброта не стоит в уголке в ожидании, когда же ей позолотят ручку за то, что она такая хорошая существует. Если уж взялся помогать безвозмездно — так и делай.

— За Диму не переживай. Ест за троих, бегает, прыгает, с котом моим играет, уроки делает. У него всего хорошо.

— Спасибо тебе. Господи, спасибо, — шептала Марина, не веря, что это происходит на самом деле, а не в ее задыхающемся от лихорадки мозгу.

— Думаю, Господь тут сыграл самую ничтожную роль. Не возноси ему молитвы, а сама борись за свое здоровье. Кстати, я принесла тебе гостинцы.

Она достала из сумки классику в виде апельсинов и других фруктов, а также рисунок Димы для мамы. Этот неумелый, детский портрет тронул и ее сердце тоже, ведь любовь не требует искусно выполненных картин, драгоценных камней в золотой оправе, блестящих фантиков и оберток от подарков. Любви требуется только искренность.

***

Дома Ирина оказалась ближе к обеду. Посещение больницы опустошило девушку. Целый рой жужжащих и норовящих укусить побольнее воспоминаний буквально атаковал ее. Больничные стены, эти противные запахи, выворачивающая наизнанку боль, признания, кровь. Вот чем была для нее любая больница, отныне и навсегда.

Скоро придет Дима, и нужно было приготовить ему обед. Хотя бы какое-то разнообразие в этом столпотворении безликих дней. Есть о ком заботиться, есть, в конце концов, чем заполнить пустоту в душе и слишком громкий, ненужный гул в голове.

Накормив Джордана и приступив к приготовлению котлет (что было для нее впервые, а значит, потенциально опасно), девушка отключилась от всех мыслей, оставив только те, что касались напрямую блюда. Но приготовить его ей было не суждено, так как раздался звонок в дверь, принесший нежданного гостя.

— Ваня? — удивилась она, встречая его на пороге.

— Да, я, — кисло ответил Волков и спросил разрешения войти.

Он вошел внутрь, однако весь его вид говорил о том, что делать это ему было неохота. Ирина скривилась в ухмылке. Каков страдалец! Так и гонит его судьба в ее обитель, а ему совсем не хочется быть здесь.

— Знаешь что, Волков? — надоело видеть его скисшую мину. Она знает, что виновата перед ним, но корить себя за это каждый день не станет и терпеть его неприязнь тоже. — Пришел — будь добр улыбнуться хотя бы для галочки. Или нечего заявляться ко мне и вовсе.

— Говоришь прямо как Лиля. — Иван прошел в кухню и подивился витавшему там духу хозяйственности. — Готовишь? Не похоже на тебя.

— А ты меня и не знаешь, чтобы говорить, что похоже на меня, а что нет.

— Я в самом деле тебя никогда не знал. Или же, наоборот, знал очень хорошо, но закрывал на это глаза.

Она стояла к нему спиной, поэтому Волков не мог видеть, с какой скоростью менялись эмоции на ее лице. Незачем напоминать о прошлом, когда она не сует свой нос в его настоящее! Иван и сам не мог себе объяснить, к чему были все эти разговоры, но одно ему было понятно: находиться с ней рядом и делать вид, что он нашел способ стирать память, невозможно.

— Если ты пришел поплакаться, то дверь психолога не на моем этаже, — грубо ответила она, но пальцы, сжимавшие лук, дрожали.

— Я пришел попросить не лезть в наши отношения с Ксюшей. Хочешь, чтобы и она меня оставила?

Сначала Вересова хотела повернуться и надавать ему словесных оплеух, чтобы не городил ерунды, но потом отчаяние, тонкими нитями пронизывающее его голос, ее остановило. Драться с ним ей не по зубам. Да и не хочется.

Ирина отложила овощи, которые все равно просто мусолила в руках, и села рядом с ним на диван. Он ей не враг, и никогда не будет. Может, и не друг, но только не враг.