В "Возвращении" Стругацкие с юмором описывают попытку семьи (муж - "выходец" из нашего, XX в.) стряпать дома. Выписав кухню-автомат, супруги по ошибке получили стиральную машину, и она выдает им отутюженные бифштексы... Машина предназначена не для любителей-сибаритов (сердится жена, отвыкшая от архаичной домовитости), а для специалистов бытового обслуживания. Хлопотно будет удовлетворить прихоть, даже имея на то возможность. А вот сложнейшее информационное устройство "потомков", помогающее в научной работе, "предок" успешно осваивает: для этого не жаль времени да и конструкторы его не пожалели - машина для творчества предельно проста.
В современных утопиях уже не найти сравнительно недавних потребительских заблуждений насчет коммунизма (роман В.Немцова "Семь цветов радуги"). Нет той недавно еще популярной идеи, что в некапиталистической мире научно-технический прогресс будет автоматически равнозначен социальному. Напротив, некоторых авторов беспокоит как раз возможное расхождение между ними. В повести "Хищные вещи века" (1965) Стругацкие предупреждают, что благополучный исход борьбы против войны не снимет в одночасье унаследованных от капитализма проблем. В демилитаризованных странах высокий жизненный уровень, как на дрожжах, поднимает мещанина, и он разлагает все вокруг.
В произведениях разных авторов единый чертеж, общая планировка будущего создают словно бы коллективную панораму, писанную по одному прообразу. И это в какой-то мере так и есть, потому что фантазия проверяется единой практикой социализма. Оттого даже фрагмент будущего в отдельном рассказе выглядит планомерным звеном предусмотренных, скажем, Ефремовым Эпох Расщепления и Эр Кольца. В современном фантастическом романе картина жизни XXII или XXX вв. более исторична, чем в утопиях 20-х годов. Вехи будущего расставляются обоснованней, тщательней соотносятся с пройденным. Экстраполируется, мы говорили, целостная концепция жизни.
Будущее надежд и тревог, распахнувшееся в середине XX в., оказалось настолько ёмким и многосложным, что, по-видимому, и не вместилось бы в одно, сколь угодно многоплановое произведение. Книги разных авторов дополняют друг друга тематически, проблемно, жанрово-стилистически. Ироническая нота в жизнеутверждающей утопии Снегова, лукавый юмор повестей Шефнера, драматизм предупреждающих утопий братьей Стругацких, наряду с реалистическим романтизмом их же "Возвращения", - все это составляет полифоничную интонацию коллективной эпопеи.
10
Стремление развернуть эпос о коммунизме в целый цикл произведений отчетливо прослеживается и в творчестве отдельных фантастов. Написанная в продолжение "Туманности Андромеды" повесть "Сердце Змеи" была задумана и воспринимается как эпилог Великого Кольца, а в романе "Час Быка" упоминаются герои "Туманности Андромеды". Роман Мартынова "Каллисто" (1962) сложился из двух повестей: "Каллисто" (1957) и "Каллистяне" (1960). Повести Казанцева "Планета бурь" (1959), "Лунная дорога" (1960) тематически связаны с рассказами и очерками о пришельцах из космоса. Выпуская отдельной книгой роман Казанцева "Льды возвращаются" (1964), издательство указало в предисловии, что им завершена трилогия, начатая романами "Арктический мост" и "Полярная мечта". Герои и сюжетные мотивы повестей братьев Стругацких "Страна багровых туч" (1959), "Путь на Амальтею" (1960), "Стажеры" (1962) перешли в "Возвращение", "Далекую Радугу" (1964), "Хищные вещи века" (1965).
Циклы отдельных авторов отражают общее движение нашей фантастики. Роман "Гость из бездны" был задуман и начат Мартыновым в 1951 г. Время не благоприятствовало социальному роману о будущем, и в 1955 г. писатель дебютировал фантастико-приключенческими повестями "Каллисто" и "220 дней на звездолете". Трилогия "Звездоплаватели" (1960), в которую вошла последняя повесть, развивалась во второй части "Сестры Земли" (1957) в духе научной сказки. В заключительной же части "Наследство фаэтонцев" (1959) заметен переход от космических приключений к исследовательской романтике. Здесь уже зазвучали и социальные мотивы. А в романе "Гость из бездны" (1962) фаэтонская социальная тема "Звездоплавателей" получила известную философскую трактовку. Братские отношения землян с фаэтонцами близки мотивам ефремовского Великого Кольца.
В романе "Льды возвращаются" Казанцев, после приключенческого "Мола "Северного"", вновь обратился к намеченной еще в "Арктическом мосту" теме делового сотрудничества стран с разными социальными системами. Писатель сводит новых персонажей с героями старых романов. Их открытая помогают растопить лед холодной войны, сблизить народы на основе мира и демократии. Ход событий на мировой арене помог писателю вернуться к наиболее плодотворному мотиву своей фантастики, хотя успешно его разработать все же не удалось.