Научная объективность и ее контексты

Мы увидим более интересные черты, связанные с этим фактом, когда будем рассматривать проблему семантики формализованных эмпирических теорий. Тогда станет ясно, что к ним неприменимы практически никакие средства обычной теоретико-модельной семантики, используемой в математической логике, и что у альтернативной семантики, которую мы собираемся предложить, есть некоторые привлекательные черты, такие как разрешимость и однозначность[159].

С этим разъяснением мы теперь можем принять выражение, от употребления которого в этом разделе мы до сих пор воздерживались, а именно «область объектов». Причина, по которой мы воздерживались от его употребления, состоит в том, что оно обычно понимается как синоним «области дискурса», понимаемой в только что рассмотренном экстенсиональном или референциальном смысле. Если, однако, мы примем для понятия «область дискурса» предложенную здесь интенсиональную интерпретацию, мы сможем употреблять выражения «область объектов» для обозначения не области референтов, о которой мы говорили выше, но область абстрактных объектов, составляющих (как мы уже разъяснили в конце разд. 2.7) денотаты предикатов, допустимых в области дискурса[160]. Действительно, когда мы говорим о «некотором объекте», согласно нашей точке зрения, мы знаем, сколько при этом подразумевается сложных концептуальных черт, и потому мы не можем спутать его с независимым анонимным «референтом».

Поэтому мы утверждаем, что, коль скоро область дискурса некоторой науки дана, возникнет и область ее объектов, поскольку, как мы видели, понятия, составляющие эту область дискурса, используются интеллектуальными творческими способностями ученых для построения этих гештальтов, этих «моделей», представляющих собой интенсиональные единицы (entities) (или entia rationis в классической терминологии) и являющихся теми абстрактными объектами, т. е., как мы видели, научными объектами в собственном смысле[161].

Однако мы не можем удовлетвориться только этим понятием объекта. Действительно, когда мы начинали наше обсуждение научной объективности в общем, мы заметили, что вполне естественно и общепринято говорить, что каждая наука исследует свои собственные объекты, и мы неоднократно говорили (даже в этом самом разделе), что критерии референциальности вырезают объекты из «вещей» или что какая-то «вещь» может стать или не стать объектом данной науки. Но ясно, что во всех этих выражениях объект понимается в референциальном смысле как нечто, соотнесенное с абстрактным объектом и в то же время отличное от него. Должны ли мы попытаться устранить это второе значение?

Нет, это ни необходимо, ни разумно. Гораздо лучше признать, что понятие научного объекта имеет биполярное, или двуликое, значение. С одной стороны, оно обозначает (уникальный) абстрактный объект, а с другой стороны, оно обозначает референциальный объект. Первый есть некоторый ens rationis, intentio secunda, ноэма (в смысле Гуссерля), гештальт или модель (согласно нашей прежней терминологии), или объект, кодирующий определенные свойства (по терминологии Зэлты). Второй есть (в случае эмпирических наук, рассмотрением которых мы здесь ограничиваемся) конкретный индивид, подпадающий под абстрактное понятие (как сказал бы Фреге), или референт, снабженный свойствами, составляющими абстрактный объект (согласно нашей прежней терминологии), или обычный объект, экземплифицирующий эти свойства (в терминологии Зэлты), или часть предполагаемой области (в смысле Дилуорта). Другими словами, мы уже видели, что референтами некоторой науки являются только те вещи, которые удовлетворяют ее предикатам; поэтому точнее будет называть их объектифицированными референтами (т. е. референтами постольку, поскольку они удовлетворяют условиям данной объектификации). Однако мы с тем же успехом можем называть их референциальными объектами, тем самым воздавая справедливость здравому убеждению, что всякая наука изучает свои специфические объекты не только в концептуальном, но и в референциальном смысле.

Это отнюдь не специфическая черта утонченной современной науки. Если я читаю статью о собаках, я могу сказать, что ее область дискурса составляют понятия, применимые к собакам, и что ее область объектов состоит из собак, но в двух смыслах: в одном статья говорит о собаках только в общем, и потому то, что в ней говорится, относится только к «абстрактной собаке» (или некоторой модели, или понятию, гештальту, ноэме собаки и т. д.). Но во втором смысле она предполагается относящейся к конкретным собакам, в той мере, в какой эти индивидуальные нечто экземплифицируют черты, выраженные в абстрактном понятии. Короче, статья говорит о фактических конкретных собаках через посредство абстрактного понятия собаки, так что мы можем на законном основании сказать, что объектом статьи (или ее предметом, тем, о чем в ней говорится) являются в одном смысле свойства, составляющие абстрактное понятие собаки, а в другом смысле, и в то же самое время, сами собаки.