Научно-фантастические рассказы американских писателей

Вот эта мебель, думал он. Он ставил свои грязные ботинки на этот диван, прожигал сигаретами дыры в коврах. Темное пятно на обоях — кто знает, как и зачем посадил он его? Поцарапанные ножки стульев, которые он пинал ногами. Это был не его отель, не его комната. Он только временно пользовался всем этим, и все это ровно ничего для него не значило. И этот негодяй хозяином разъезжал по стране последние сто лет — коммивояжер, представитель Торговой палаты. А теперь мы остановились здесь, похожие на него, как родные брат и сестра, а внизу ликуют люди, взявшие реванш. Они еще не знают — а даже если и знают, то не хотят думать об этом, — что они так же бедны и бесправны, как были прежде, и завтра старая машина завертится по-старому.

Оркестр внизу умолк; на помост вскочил человек и что-то крикнул в толпу. Засверкали мачете, блеснули полуобнаженные смуглые тела.

Человек на помосте стоял лицом к отелю, и взгляд его был устремлен на темное окно, в глубине которого, прячась от огненных вспышек фейерверка, стояли Джон и Леонора Уэбб.

Человек что-то кричал.

— Что он говорит? — спросила Леонора.

Джон Уэбб перевел:

— “Теперь это — свободный мир”.

Человек крикнул еще громче.

Джон Уэбб снова перевел:

— Он говорит: “Мы теперь свободны!”

Человек приподнялся на носки и сделал руками жест, словно разрывал цепи.

— Он говорит: “Теперь никто не владеет нами, никто на свете”.

Толпа ответила ему ревом голосов, снова заиграл оркестр, а человек на помосте стоял и смотрел на темное окно отеля, и в глазах его светилась вековая ненависть человечества.

* * *

Ночью слышен был шум драки и потасовок, громкие голоса, споры, выстрелы. Джон Уэбб, не смыкавший глаз, слышал, как senor Эспоза кого-то увещевал тихим, спокойным, но твердым голосом. Затем шум утих, отдалился; последние ракеты взлетели в небо, последние пустые бутылки были разбиты о мостовую.

В пять часов утренняя прохлада, постепенно нагреваясь, стала переходить в новый день, В дверь еле слышно постучали.

— Это я, Эспоза, — произнес голос.

Джон Уэбб, полураздетый, с окоченевшим от бессонной ночи телом, в нерешительности встал с постели и отпер дверь.

— Что за ночь, что за ночь! — промолвил, входя в комнату, Эспоза и с легким смешком покачал головой. — Вы слышали шум? Да? Они хотели войти к вам. Я не пустил.

— Благодарю вас, — сказала Леонора. Она лежала в постели, отвернувшись лицом к стене.

— Это все старые друзья, приятели. Я с ними договорился. Они порядком выпили, были в хорошем настроении и согласились подождать. У меня к вам предложение. — Внезапно он смутился и отошел к окну. — Сегодня все встанут поздно. Бодрствуют лишь немногие. Всего несколько человек. Вон, смотрите, они в том конце площади.

Джон Уэбб посмотрел в окно. Группа темнокожих людей спокойно беседовала о чем-то — о погоде, мировых событиях, солнце, жизни своего городка или, быть может, о том, что не мешало бы выпить.

— Senor, испытывали ли вы когда-нибудь чувство голода?

— Однажды, в течение одного дня.

— Только одного дня! Всегда ли был у вас свой дом и своя машина?

— Да, до вчерашнего дня.

— Были ли вы когда-нибудь без работы?

— Никогда.

— Дожили ли ваши братья и сестры до двадцати одного года?

— Все до одного.

— Даже я, — сказал senor Эспоза, — даже я иногда ненавижу вас. Ибо у меня не было своего дома. Ибо я голодал. Ибо я отвез своих трех братьев и сестру на кладбище, что на горе за городом. Они все, один за другим, умерли от туберкулеза, как только им исполнилось девять лет.

Senor Эспоза посмотрел на людей на площади.

— Теперь я не голодаю, я не беден, у меня есть своя машина, я жив. Но я один из тысячи. А что сможете вы сказать вот им?

— Я попытаюсь что-нибудь сказать им.

— Я давно оставил эти попытки, senor. Нас, белых, всегда было меньшинство. Я испанец, но я родился здесь. Они приняли меня и примирились со мной.

— Мы никогда не хотели признаться себе в том, что нас меньшинство, — сказал Уэбб, — поэтому нам так страшно поверить этому сейчас.

— Вы вели себя достойно.

— Разве это так уж важно?

— На арене во время боя быков это важно, на войне — тоже, да и в любой другой ситуации, похожей на эту. Вы не жалуетесь, не ищете оправданий. Вы не обратились в бегство и не стали мишенью насмешек и оскорблений. Я считаю, что вы двое держитесь очень хорошо. — Хозяин отеля медленно и устало опустился на стул. — Я пришел, чтобы предложить вам остаться здесь.

— Мы предпочли бы продолжить наш путь, если это возможно.

Хозяин пожал плечами.

— У вас отняли машину, и я не в силах вернуть вам ее обратно. Теперь вам не удастся покинуть город. Оставайтесь и примите мое предложение — работать у меня в отеле.

— Не могли бы вы сказать, куда нам лучше всего держать путь?

— Это может продлиться двадцать дней senor, или двадцать лет. Вы не проживете без денег, без пищи и крова. Подумайте о моем предложении, о работе, которую я могу вам дать.

Хозяин поднялся и с удрученным видом направился к двери. Он остановился у стула, на котором висел пиджак Уэбба, и легонько коснулся его рукой.

— Что вы хотите предложить нам? — спросил Уэбб.