Являясь приверженцами синхронного описания языка, Балли и Сеше выступали против исторического объяснения нормы [Ibid.: 183]. Отказавшись от историзма в лингвистических исследованиях, для объяснения нормы они были вынуждены прибегать к такому неопределенному и субъективному феномену, как языковое чутье говорящих субъектов, которые интуитивно чувствуют, что, например, вопросительные формы, характерные для разговорного французского языка
Понятие языковой нормы было свойственно языкознанию на всех этапах его развития. Оно связывалось, как правило, с разными концепциями и получало различное терминологическое обозначение. В XVII – XVIII вв., например, это были идеи нормативных грамматик и словарей [72] . Последнее было свойственно западной и, в особенности, французской традиции (так подходил к определению нормы Вожла в своих «Заметках о французском языке», вышедших в 1647 г.). В языкознании XIX в. проблема нормы обсуждалась как соотношение общечеловеческого (логического), национального и индивидуального (психологического); младограмматики выдвинули понятие узуса, противопоставив его искусственности литературно-письменной нормы и индивидуальности речевого акта. Особенно актуальна стала проблема нормы в лингвистике ХХ в., когда она стала разрабатываться, с одной стороны, в связи с проблемой реализации языковой системы, а с другой – в связи с изучением литературных языков и культуры речи.
Языковая норма в современных теориях выводится из сравнения ее с системой языка и речью. У Л. Ельмслева определение нормы связано с принципиальным противопоставлением понятия схемы (схема или система языка понимается Ельмслевым чисто формально, как совокупность абстрактных отношений, существующих между элементами, независимо от фонетической или семантической характеристики последних) понятиям нормы, узуса и индивидуального акта речи, представляющим в своей совокупности разные аспекты языковой реализации. Однако подлинным объектом реализации Ельмслев склонен считать лишь узус, определяемый как «совокупность навыков, принятых в данном социальном коллективе». По отношению к узусу акт речи является его конкретизацией, а норма – «материальная форма, определяемая в данной социальной реальности» – излишней абстракцией [Ельмслев 1965].
Хотя Л. Ельмслев в целом довольно негативно оценил понятие нормы, его попытка рассмотреть схему языка и речи Соссюра оказала известное влияние на других лингвистов, в частности, на Э. Косериу, концепция нормы которого приобрела сторонников и среди ряда отечественных языковедов. Характеризуя систему языка как «систему возможностей», Косериу определяет норму как «систему обязательных реализаций» [Косериу 1963: 175]. Через систему, согласно Косериу, выявляются структурные потенции языка, а норма соответствует реализации языка в традиционных формах.
Норму можно рассматривать не только в собственном языковом, но и в социальном аспекте. К данному аспекту относятся разные формы осознания и оценки обществом объективно существующих языковых норм. Здесь уместно вспомнить концепцию функциональных языков Пражской лингвистической школы. Язык существует в различных функциональных проявлениях (на современном этапе это язык поэзии, язык театра, язык радио, публицистика, научное творчество, обиходно-разговорный и т. д.). В каждом из этих «языков» имеются свои характеристики, задаваемые внеязыковыми факторами. Пражские лингвисты выдвинули так называемый «функционально-телеологический» критерий правильности, который в несколько модифицированной форме рассматривался и другими лингвистами [Щерба 1957]. Речь в этом случае идет о выборе «правильных» языковых средств в соответствии с целеустановкой и условиями коммуникации.
Понятие языковой нормы, несмотря на значительные колебания в его определении, а также недостаточную разработанность отдельных аспектов этого понятия, является важным и необходимым для характеристики языка в связи с его функционированием.
ЧАСТЬ II САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ. ОТ СОССЮРА К ФУНКЦИОНАЛИЗМУ