В этой жизни наши дороги постоянно пересекались. Учились в одной школе в Сторожинце – я в первом, он во втором классе. Затем меня носило по Западной Украине, и вновь мы встретились уже в университете – теперь он был на первом курсе, а я на втором. На третьем курсе я стал редактором факультетской сатирической газеты "Stressor" и взял Витю вместе с Лешей Раевским в редколлегию. Это были счастливые времена. Молдаване по осени завозили в Черновцы огромные количества молодого полусухого вина (мускат белый) и продавали его на разлив в винных подвальчиках по цене 18 копеек за стакан. Обычно мы брали 5–6 целлофановых кульков, наливали в них до 10 литров вина (несколько кульков “освобождались” на частых “привалах” в сквериках еще по дороге в университет) и закрывались в уютной кафедральной комнатушке, заполненной чучелами всевозможных животных. Я выдавал еще 200 грамм спирта, полученного под курсовую, в качестве “катализатора”, и работа над газетой начиналась. Вначале со скрипом (мысль не шла!), затем (в соответствии с популярной формулой: колом – соколом – мелкими пташками…) фантазия разыгрывалась, и стенгазеты у нас получались исключительные. Выхода газеты ждали с нетерпением не только на биофаке, но и на других факультетах университета. Своих друзей я предупреждал заранее, так как газету факультетское начальство обычно снимало в тот же день. Однажды (дело было в начале 70-х!) мы выпустили номер, целиком посвященный философии. Диалектике, например, посвящалось следующее стихотворение:
О диалектика – ты матерь наша!
Люблю тебя – науку побеждать.
С тобой мы сеем и с тобой мы пашем,
с тобой мы будем новое рождать
процитированное во время “дискуссии” каким-то мичуринским “академиком” на сессии ВАСХНИЛ в разгар борьбы с продажной девкой империализма – генетикой.
Экзистенциализму – такой стишок:
Then am I, I happy fly
if I live or if I die
или в вольном переводе:
мушка весело живет
и не знает, что умрет
фатализму – стишок из Стругацких:
по дороге едет ЗИМ,
им я буду задавим
и т.д.
В другой раз мы художественно скопировали картину Дали, "Предчувствие гражданской войны", обозначив ее как "Предчувствие аттестации" (было такое нововведение в те годы). В общем, меня пару раз вызывали в партком университета, где ласково спрашивали, что именно мне не нравится в философском учении Маркса-Энгельса-Ленина, или кто посоветовал мне обратиться к творчеству реакционного буржуазного художника… Думаю, что если бы не мой полудетский вид (на первом курсе меня принимали за шестиклассника) – последствия могли бы быть весьма серьезными.
Затем вспоминается какой-то День армии, когда мы с Витей путешествовали по городу, не пропуская ни одной забегаловки (они в Черновцах в те времена были на каждом углу), и уже примерно посредине маршрута я утерял всякую чувствительность и ориентацию во временно-пространственном континууме.
2. Шепот
Сдружились мы с Витей на студенческой практике 1974 года. Я проходил летнюю практику в Карпатах (с. Лопушна, Вижницкого района, неподалеку от Берегомета) на биостанции университета – форелевом инкубатории, где "изучал" калифорнийскую систему разведения форели. Витя с курсом находился в соседнем селе – Долишний Шепот. Мы жили в маленьком домике на территории биостанции, плотно огороженной от аборигенов проволочной сеткой. Жили неплохо. Утром, до прихода рыбовода, я на маленькой резиновой лодке плыл на середину одного из маточных прудов, засовывал обе руки под большой камень и вынимал оттуда 1–2 крупных форели. Девочки нашей группы быстро их чистили и варили уху. Мой девиз был: "Ни дня без форели", и отъел я ее на всю оставшуюся жизнь. Затем мы шли в горы за земляникой и грибами, загорали, немного купались в Сирете (+12 оС), на радость девушкам устраивали водный слалом в резиновой лодке, который закончился конфузом для Валека Крываченко. Меня лодка (подъемность 50 кг) держала хорошо, и я ловко лавировал на порогах и перекатах. Валек уселся поперек лодки, которая тут же переломилась под его весом, ноги у него задрались вверх, ледяная вода хлынула в лодку, залив ему все его хозяйство, и в таком унизительно-беспомощном положении течение понесло его вниз по порогу, периодически ударяя задом об выступающие камни, о чем мы судили по отдельным вскрикам. Нашему восторгу не было границ! Так он проплыл метров семьдесят, пока его на повороте реки не прибило к берегу, и он, тяжело вывалившись в воду, освободился от проклятой лодки.