Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

— Нет, иногда это продолжается. Когда у меня начинаются страхи. Это очень интересно! Но почему страх? Я ведь не исчезаю на самом деле в каких-то внешних вещах… Или исчезаю?

— Исчезаете?

— Хм-м-м. Не могу сказать, почему, но… «Исчезаю в каких-то внешних вещах…» Хм-м-м. Да, в каком-то смысле. — Пауза. — Это так неуловимо…

— Эти маленькие мысли продолжают пожирать вас, пережевывать вас. — Лоренс закрылся. Он пытался додумать до конца, но сопротивление было слишком сильным. Он предпочел бы проработать это абстрактно, интеллектуально. Мой пациент не хотел по-настоящему погружаться в ад этих страхов, чтобы открыть свое бытие.

— Пожирают меня, но… Я не знаю. Хм-м-м. Кажется, я больше не могу ни о чем думать.

— Вам бы хотелось решить проблему, но вы не хотите, чтобы ваши чувства стали слишком сильными прямо сейчас.

— Ну… Хм-м-м. Я не могу ясно думать, когда начинается паника. Я имею в виду, что она рассеивает мои мысли.

Несколько минут, пока Лоренс был погружен в свои мысли, мы молчали. Я тоже размышлял над его затруднениями. Он беспокойно ерзал на кушетке, явно желая понять свои чувства и столь же явно стараясь избежать волны эмоций, которая могла его захлестнуть.

Подобно многим из нас, Лоренс был убежден, что «правильное мышление», которому нас учили в средней школе, это верный путь разрешения любой проблемы — от арифметической задачи до эмоционального взрыва. На самом деле такого рода мышление слабо помогает, если мы находимся за пределами простых дробей и сочинений на тему «Как я провел летние каникулы». Лоренс знал это, по крайней мере имплицитно, но не мог рискнуть расширить свое мышление в тот момент, когда был так близок к панике.

Тот вид правильного мышления, в котором Лоренс нуждался сейчас, представлял собой гораздо более широкомасштабный, тонкий и эмоционально насыщенный процесс, чем тот, к которому он был готов в этот момент внезапного понимания и открывшейся возможности. Он был похож на человека, который должен узнать, что находится в темной пещере, куда он боится войти, и который стоит снаружи, тщетно вглядываясь в темноту. То, что должен был сделать Лоренс, если он хотел продвинуться в понимании или изменении своих панических переживаний, так это войти в центр своих переживаний. Он должен был остаться один на один со своим Я. Только таким образом он действительно мог узнать, что так пугало его и от чего он должен себя освободить. Но Лоренс чувствовал: абсолютно верно, что для того, чтобы понять свой страх, он должен погрузиться в него, и боялся, что в этом случае страх в буквальном смысле может его поглотить.

Я пытался помочь Лоренсу немного продвинуться вглубь пещеры.

— Лоренс, я знаю, что главное, на что вы полагаетесь, — ваше мышление, но необходимо также доверять своим чувствам, даже если это означает, что вы не сможете мыслить так ясно, как вам бы хотелось.

— Ну, хм-м-м, да, я предполагаю это, но…

— Но вы по-прежнему не хотите чувствовать страх, и как раз сейчас предпочитаете рассуждать о том, должны ли вы его чувствовать или нет, вместо того, чтобы рискнуть погрузиться в него.

— Нет, нет. Если вы говорите, что я должен дать волю чувствам, конечно, я сделаю это…

— Я чувствую, что сейчас мы, наоборот, очень отдалились от них, не так ли?

— Нет, ну, возможно, да. Хм-м-м. Я пойму, когда смогу вернуться к ним.

— Что за мысли пожирают вас? Сформулируйте их как можно короче. Никаких других слов — только мысли, которые грызут вас.

— Ну, «что я могу делать, кроме работы или других внешних вещей»? Или «есть ли что-то у меня внутри, что не зависит от того, что снаружи?» Или «кто я?» Или, может быть, «что я представляю собой помимо внешних вещей, которые я делаю? Есть ли какое-то Я помимо внешних вещей, которые делаю?» Да, вот оно. Я могу почувствовать это сейчас. Я имею в виду, что возбужден, потому что чувствую, как все это связано вместе, но еще и боюсь, потому что думаю, что я на грани паники. Не хочу впадать в нее. Правда, не хочу.

— Лоренс, подумайте, может быть, вы сможете рискнуть. Рано или поздно вам придется погрузиться в эти чувства, чтобы выяснить, кто или что вы.

— Ну, да. Хм-м-м. Вполне возможно, в какой-то момент… Но я просто не думаю, что хочу попытаться сделать это сейчас. Думаю, вы предлагаете мне просто позволить наступить этой панике и посмотреть, что произойдет, но я не могу сделать этого. Я никогда не был смелым в проявлении своих чувств. Никогда не был и не могу сделать это сейчас.

— Я знаю, Лоренс: вам страшно даже подумать о том, чтобы сделать это. Но попробуйте предпринять самую настойчивую попытку, на какую вы только способны. Это действительно важно.

— Это кажется слишком большим, слишком поглощающим. У меня много работы, которую я должен сделать, — действительно должен — сегодня в офисе. Я не могу позволить себе быть выбитым из колеи…

— Ваше функционирование как бизнес-машины, кажется, намного важнее ваших чувств и того факта, что вы живете в постоянном страхе, что вас охватит паника.