Наука и богословие. Введение

В науке модели создаются путем отвлечения от общей картины явления тех его свойств, которые считаются наиболее важными для его происхождения. Молекулы на самом деле не бильярдные шарики, но кинетическая теория газов может с успехом функционировать в рамках этой модели, потому что она призвана объяснить отдельные свойства газов (такие, как температура и давление) и для этого вполне подходит. Однако эта теория не подходит для объяснения других свойств газов, например их поведения в присутствии электричества. Модели, таким образом, имеют ограниченный радиус действия, базируясь на использовании частичного сходства с объектом исследования и не претендуя на создание детального представления об объекте в целом. Итак, назначение модели — частичное объяснение, а не детальное описание. Как выразился Барбур, «их нужно воспринимать серьезно, но не буквально». Поскольку назначение их ограниченно, нет никакой сложности с использованием нескольких, на первый взгляд противоречащих друг другу, моделей одного и того же явления для описания разных его аспектов. Когда физики–ядерщики говорят об испускании ядром протонов, они могут использовать для ядра модель «помутневшего хрустального шара», когда говорят о расщеплении ядра — могут использовать модель «капли жидкости». Эти две модели никак не согласуются друг с другом, но в этом и нет никакой необходимости. Только в тех случаях, когда наука выдвигает общую теорию, то есть когда она претендует на правдоподобное описание определенного участка физической реальности в целом, она должна предоставить единое и непротиворечивое описание объекта своего исследования.

Богословие тоже часто прибегает к помощи моделей. Так, оно может говорить о Боге как о строгом Судии или как о милосердном Отце. Выбор модели будет зависеть от того конкретного божественного проявления, которое требуется понять. И опять, нет никакой необходимости в соотнесении этих моделей друг с другом, поскольку их кажущееся противоречие разрешается за счет замечания о том, что они относятся к разным проявлениям одного и того же в разных ситуациях. Мы можем говорить о Боге, как о «строгом Судии», когда человека необходимо привести к раскаянию, и как о «милосердном Отце», имея в виду то, как Бог принимает искреннее покаяние.

Метафора

Метафора — это лингвистический прием, позволяющий говорить об одном объекте в терминах другого. Часто приводящийся пример метафоры: «Человек есть волк». Здесь имеется в виду не прямое сопоставление природы человека и природы волка, с их частичным совпадением, которое может объяснить то или иное проявление человека. Напротив, здесь наблюдается творческое соположение идеи человека и идеи волка, приводящее к их соединению и способное объяснить обе идеи, причем таким образом, который с трудом можно сформулировать вне рамок этой метафоры.

Пикок довольно часто говорит, что наука пользуется метафорами для описания физической реальности, но Полкинхорн отрицает это, утверждая, что наука обычно привлекает для своих целей более простые стилистические средства, такие как сравнение, наряду с широким использованием моделей.

Богословие, разумеется, тоже может использовать открытый характер метафоры, когда оно пытается в терминах конечного языка выразить опыт познания Бесконечного. Однако есть еще одно средство аналогии, которое, видимо, как нельзя лучше подходит для богословских нужд.

Символ

Символы идут дальше метафор в двух смыслах. Во–первых, символ — это не только и не столько языковой прием, поскольку любая вещь может иметь символическое значение. Во–вторых, символы наделены способностью частично присутствовать в той реальности, которую они символизируют. Флаг страны, нашитый на куртку для того, чтобы показать национальность обладателя этой куртки, служит только для этой конкретной цели. Однако тот же флаг, когда он развевается на шпиле государственного здания или когда его торжественно несут знаменосцы на параде вооруженных сил стран, служит символом нации и ее истории, поскольку вызывает в душе национальную гордость и все те чувства, которые связывают гражданина с его страной. Поэтому сожжение национального флага — такое значительное событие, что оно служит источником боли и ярости граждан государства, таким образом униженного.

Символы лежат на границе непознаваемого и священного, и их способность присутствовать в вещах незаменима для нужд богословия. Особенно могущественный вид символа — миф, понимаемый как рассказ, который выражает истину настолько глубокую, что ее невозможно выразить более буквальным образом (и, конечно, уже почти не ощущаемую в том современном сниженном смысле, в котором такие рассказы воспринимаются сегодня, благодаря чему миф превращается в простую небылицу). Но если мы поймем, что древние мифы — об Адаме и Еве в райском саду или о Ное и Потопе — до сих пор еще владеют нашим воображением и волнуют наше сердце, то станет ясно, какую важную роль должен играть миф в богословском миросозерцании.

Глава 2. Научная картина мира

Квантовая теория