Как и каждый из научных подходов, с которыми проводилось сравнение, каждый из описанных богословских подходов содержит в себе элементы истины, но каждый из них может опасно искажать действительность, если берется в отдельности и претендует на единственно верный. Разумеется, богословие должно быть направлено на попытку осознания имеющихся в его распоряжении свидетельств и на поиск истины в отношении божественной природы, но «когнитивный» подход с его утверждающим стилем грозит стать чрезмерно сухим и отрывочным в своих рационально самодостаточных формулировках суждений о божественных проявлениях. Далее, богословие, конечно, должно стремиться привести человека к такому образу жизни, который был бы основан на любви к ближнему, но это можно делать с чистой совестью, только если доказано положение о том, что в основе бытия действительно находится Тот, кто любит. Таким образом, «опытно–экспрессивный» подход, взятый в отдельности, грозит превратиться в сентиментальный морализм. Далее, богословие, конечно, должно рассматриваться через религиозные традиции каждого конкретного сообщества. С другой стороны, ни одна из этих традиций сама по себе не самодостаточна, а основывается на коллективной вере в то, что она может служить удовлетворительным ответом Тому, кто управляет этим сообществом при помощи своего милосердия и строгости. «Культурно–лингвистический» подход, взятый в отдельности, грозит свестись к примитивному «одобрению свыше» привычного в том или ином сообществе способа поведения.
Как в случае с наукой, так, и даже в еще большей мере, в случае с богословием, поиск правдоподобия, то есть приближение к истине, — дело очень тонкое и может осуществляться миллионом различных способов. Описание такого поиска не может быть простым и алгоритмически точным. Для обеих дисциплин верен тезис критического реализма о том, что цель поиска — отыскание истины, но этот поиск не может осуществляться с помощью какой–то одной четко сформулированной методики. Обе дисциплины нуждаются в обретении осознанной веры, а формирование их мировоззрения основано на интерпретации опыта. Богословию, как и науке, свойственна некоторая логическая закругленность, которая, однако, никого не смущает и не удивляет. Ведь еще со времен Августина известно, что для того, чтобы понимать, нужно верить, а для того, чтобы верить, нужно понимать.
У науки нет какого–то особого привилегированного доступа к знанию, осуществляемого с помощью некоего совершенного «научного метода», находящегося всецело в ее распоряжении. С другой стороны, и богословие не обладает таким привилегированным доступом к знанию через некий находящийся всецело в ее распоряжении таинственный источник «откровения», истинность которого нельзя подвергнуть сомнению. Обе дисциплины лишь пытаются осознать ценность своих контактов с многоликой реальностью. Сфера деятельности науки — физический мир, который мы превосходим и который поэтому может быть подвергнут экспериментам. Сфера деятельности богословия — постижение Бога, который превосходит нас и с которым поэтому можно пытаться общаться, только вооружившись благоговейным страхом и смирением. Как только эти сходства и различия будут осознаны, мы сможем воспринимать науку и богословие как близких родственников в интеллектуальном смысле, несмотря на то, что объекты их исследования настолько отличаются друг от друга.
Виды взаимодействия
Если наука и богословие — действительно партнеры в великой попытке человечества постичь реальность, то значит они способны к взаимодействию. Иен Барбур предложил хорошую классификацию возможных видов такого взаимодействия.
Он случается, когда одна из дисциплин угрожает узурпировать законные права и свободу другой. В качестве примеров можно было бы привести сциентизм (утверждающий, что единственно осмысленные вопросы — научные, и только на них возможно дать разумный ответ, что просто означает упразднение богословия) или библейский буквализм (утверждение, что первая и вторая Книга Бытия дает нам единственно верное описание происхождения вселенной и жизни, которое и должно быть принято наукой во всех деталях). Такой тоталитаризм со стороны одной или другой дисциплины вряд ли оправдан и интеллектуально убедителен, поскольку он основан на упрощении того знания и опыта, что был накоплен человечеством за всю его долгую историю.