Наука и христианство: история взаимоотношений

Знакомство латинской Европы с трудами неоплатоников и герметическим корпусом приводит к существенному изменению европейского мировоззрения. На смену осознания собственной греховности, приходит уверенность в своих силах, желание ярче раскрыть заложенный образ Божий. В эту эпоху формируется новое понимание отношений человека и мира. Теперь, человек не просто пассивный наблюдатель, он может и должен использовать силы природы и духовного мира в своих интересах. Вот что говорится о человеке в одном из герметических текстов: «Дерзнем сказать, – говорит Гермес Трисмегист, – что человек есть смертный Бог и что Бог небесный есть бессмертный человек. Таким образом, все вещи управляются миром и человеком».367 Каббала также говорит, что человеку доступно не только знание тайн мироздания, но и возможность поставить их себе на службу.368 П.П. Гайденко подчеркивает роль магико-оккультных течений в изменении понимания роли человека: «они создали образ Человека-Бога, способного не только до конца познавать природу, но и магически воздействовать на нее, преобразовывать ее в соответствии со своими интересами и целями. Ослабив сознание человеческой греховности, герметизм сократил дистанцию между трансцендентным Богом и тварным миром, с одной стороны, Богом и человеком – с другой».369 Именно ренессансное превозношение человека, позволило снять прочно укоренившееся в умах противопоставление естественного и искусственного, природы и техники. Хотя на уровне теории это противопоставление было снято с наступлением эпохи христианства, но осознанно это было лишь в эпоху Возрождения. «В этом новом свете открылась, наконец, перспектива реализовать возможности, заложенные в христианских догматах творения и боговоплощения», – заключает историк науки.370

Магия и наука

Сегодня для нас является очевидным, что наука и магия не имею ничего общего. Наука занимается точным познанием, доступным каждому человеку. Магия, напротив, прибегает к расплывчатым формулировкам, которые доступны лишь узкому кругу посвященных людей. Науке можно научить любого желающего, магия же изначально доступна лишь особо одаренным людям. И, действительно, практически с начала научной революции, магия подвергается резкой критике со стороны ученых. Союзником новорожденной науки становится Церковь, для которой магия столь же неприемлема. Но отношения магии и науки вовсе не ограничиваются общеизвестным конфликтом.

Дж. Реале справедливо утверждает: «Присутствие неоплатоновской и неопифагорейской традиций, герметического мышления и магической традиции в процессе научной революции является неопровержимым фактом. В то время как некоторые из этих идей сыграли значительную роль в зарождении науки371, по мере развития научной революции в ее практическом и теоретическом аспектах единственная форма знания – современная наука – последовательно отторгает, критикует и вытесняет магическое мышление».372 С ним согласны большинство современных исследований, среди которых Ф. Йейтс, П.П. Гайденко, В.П. Визгин, Дж. Брук. Таким образом, для развивающейся науки Нового времени магическое мировоззрение было скорее препятствием. Но, несомненно, оно стало катализатором, благодаря которому эта наука возникла. Как пишет крупный историк физики Шие: «теперь уже ясно, что герметизм и алхимия внесли позитивный вклад в развитие экспериментального метода, подчеркивая важность наблюдений, освобождая науку от оков унаследованных авторитетов, а также благодаря тому, что они признавали ценность и высокое достоинство ремесел, подчеркивая утилитарную цель научного познания».373

Ренессансный маг нацелен на преобразование мира, он честолюбив, любопытен, открыт к новым идеям. Главное же, он нацелен на практический результат, его не интересуют умозрительные рассуждения в духе схоластики. Кроме того, он признает важность наблюдений для познания этого мира. Именно в формировании такого образа исследователя В.П. Визгин видит основное влияние магии на генезис науки.374