Кеберл думает, что большой метеорит вторгся в земную атмосферу под очень малым углом, скользнул по поверхности Сахары и отскочил, как отскакивает брошенный камень от поверхности пруда. В течение времени, пока метеорит касался пустыни, из-за трения выделилось достаточное количество тепла, чтобы расплавить горные породы и песок. Таким образом можно создать гораздо больше расплавленного силиката, чем при прямом ударе метеорита о землю. И это не оставит глубокий кратер: “ В течение 28 миллионов лет может произойти множество отложений и осадков,” — говорит Кеберл, — “может быть кратер там же и находится, покрытый сотнями метрами песка.”
Но существует простой способ обойти возражения Кеберла против теории мягкого удара и тем не менее объяснить огромное количество расплавленного стекла в местности. Согласно вычислениям Бослоу, большое количество тепла может дать столкновение, которое состоит из многократных мягких ударов — когда несколько фрагментов метеорита вторгаются в атмосферу и взрываются. Нечто подобное произошло в 1996 г., когда обломки кометы Шумейкера-Леви обрушились на Юпитер. “Близкие многократные мягкие удары приводят к плотному пламени и генерируют более высокие температуры,” — говорит он.
Даже без кратера, Рочия предпочитает придерживаться теории жесткого удара. Исследователи нашли крупинки кварца внутри силикатного стекла со следами ударного метаморфизма, — говорит он, — “не похоже, что они произошли из-за атмосферного взрыва.” Но спор, похоже, продолжается: Рочия планирует вернуться в Большое Песчаное Море и поискать следы своего кратера. В это время, Серра посвящает большинство своих усилий изучению Тунгуски в надежде упрочить теорию высотного взрыва.
Даже если мы никогда точно не узнаем, что создало прекрасное пустынное стекло, оно помогает понять, насколько уязвима наша планета метеоритным ударам. “Такие или подобные Тунгусскому события происходят гораздо чаще, чем раньше думали,”— говорит Серра. На самом деле оценки указывают, что удары объектов с поперечником от 30 до 40 метров происходят один раз в одно или два столетия. Более мелкие события, вызванные объектами 10–20 метров в поперечнике, могут происходить один раз в месяц, — говорит Серра. Но мягкие удары не оставляют следа в геологической истории и легко остаются незамеченными. Эта ситуация может поменяться, так как все больше и больше сенсоров на спутниках летают вокруг Земли в ожидании свирепых проявлений таких взрывов.
Но это замечательное стекло может рассказать и другую историю. В 1996 г. Негро и Де Мигеле бродили по Египетскому музею в Каире. Их внимание привлек маленький скарабей с резьбой — часть сокровища, найденного Ховардом Картером в гробнице Тутанхамона. Согласно запискам Картера он был вырезан из минерала кварца с названием халцедон. Но для Негро и де Мигеле желто-зеленый минерал был очень похож на их таинственное стекло пустыни.
В октябре 1998 г. они имели все необходимые разрешения на руках и вернулись для изучения драгоценного камня. Сопровождаемые толпою официальных лиц и солдат, они нервно открыли витрину и измерили оптические свойства скарабея. Эти свойства почти полностью совпали со свойствами образцов силикатного стекла.
Доисторические стеклянные орудия, сделанные почти 100 000 лет назад, разбросаны по пустыне. Но до обнаружения скарабея, — говорит де Мигеле, — никто не думал, что древние Египтяне знали о стекле пустыни, или что они путешествовали так далеко в пустыне — почти 700 километров. Скарабей остается единственной драгоценностью из силикатного стекла, обнаруженной среди сокровищ древнего Египта. “Может быть, они почитали его как большую редкость, — говорит Негро, — вероятно думая, как Клейтон, что он является космическим сокровищем."
• ОБЩЕСТВО
Нужна ли человечеству наука?
Вопрос может показаться странным, а ответ на него напрашивается банальный, как колесо — ну, конечно, наука современному обществу нужна! Но давайте подойдем к ответу на этот вопрос не по привычке, а рассмотрим проблему со здравой и, может быть, несколько циничной точки зрения.
Прежде всего, определимся с терминологией. Говоря о “науке”, я буду иметь в виду только “систему знаний о закономерностях развития природы, общества и мышления”. За скобками оставляю технику и высокие технологии, которые не формируют новую “систему знаний”, а лишь эксплуатируют существующую.
Тезис, который я попробую здесь обосновать, состоит в том, что развитие науки в классическом и ортодоксальном понимании этого слова, а именно, как формирование “системы знаний”, сегодня современному обществу не нужно.