Блага, которые дают воле ясную сознательную радость, могут быть побуждающими, вызывающими, направляющими или совершенствующими. К побуждающим относятся изображения и статуи святых, проповеди и обряды. «С иконами и статуями связано много тщеты и суетной радости», когда люди «влагают свою радость скорее в их живопись и убранство, чем в то, что они представляют». Тогда «радуется и наслаждается только чувство, в то время как любовь и удовлетворение воли остаются без внимания». Некоторые доходят даже до того, что облачают статуи святых в наряды, соответствующие духу века сего, «что было и остается омерзительно для святых». При этом благоговение души относится «к кукольному наряду» и привязывается к нему, как к изображенному кумиру. Есть и такие, кто «не насыщается обилием образов и не находит себе места без иконы или статуи и такого-то и такого-то письма и убранства, что доставляет удовольствие их чувствам, а благочестие таких людей очень мало». Но при правильном использовании «иконы имеют большое значение для богослужения и необходимы, чтобы направить волю на истинное благоговение». Для этой цели и для прославления святых Церковь и благословила их использование. «Потому нужно отдавать предпочтение тем, которые передают истинный и живой образ и направляют волю к благоговению». «Благочестивый» направляет свое благоговение прежде всего к вещам невидимым. Он довольствуется ограниченным количеством икон, предпочитая те, «которые более согласуются с Божественным, чем с человеческим, и… уподобляет Божественному их и себя через них. Святые, изображенные на этих иконах, облачены в одеяния другого века, а не по моде этого». Такой человек «не привязывает к иконам своего сердца, и если их отнять, он не слишком огорчится, потому что ищет внутри себя живой образ Христа Распятого… лишаясь их, он остается спокоен… даже если они помогали ему скорее вознестись мыслями к Богу. Их потеря не нарушает его мира… Не следует допускать, чтобы то, что должно заставить дух воспарить к Богу, полностью поглощало чувство и оно целиком погружалось в радость от этого орудия. Орудие же, предназначенное только для помощи духу, из-за нашего несовершенства служит не меньшим препятствием, чем собственническая привязанность к любой другой вещи».
Но еще страшнее, чем неправильное употребление икон, несовершенство, «которое связано с обычным отношением к четкам. Едва ли отыщется кто-то, не питающий слабости к определенной их выделке или определенному цвету, или металлу… Неужели Бог лучше слышит молитву, если молятся по тем или иным четкам? Ведь самое главное – молитва, идущая от простого и честного сердца, не желающего большего, чем быть угодным Богу».
Велико неблагоразумие людей, которые «больше доверяют одним иконам, чем другим, полагая, что Бог услышит их скорее через одну, чем через другую, хотя обе изображают одно и то же… Бог принимает во внимание только веру и чистоту сердца того, кто молится». Если же через одну икону изливается больше благодати, чем через другую, то лишь потому, «что одна икона пробуждает в людях большее благочестие, чем другая. Одно и то же благочестие как через одну икону, так и через другую (а также без них) получило бы те же самые милости от Бога». Если через знамения перед одной иконой угасшее благочестие снова пробудится, если верующие загорятся и почувствуют настоятельную потребность в молитве, – это средства, чтобы Бог услышал и пожаловал испрашиваемое. Посредством сего образа, через молитву и любовь, Бог продолжает милости и чудеса… Можно видеть на опыте, что, когда Бог ниспосылает чудеса, обычно Он совершает это посредством не очень изысканно изваянных образов… чтобы верующие никогда не приписывали этих милостей художественной форме».