Наука любви

Я, не сдержав свой порыв, только себя наказал.

Вы мне нужны ли теперь, служанки злодейств и убийства?

Руки, в оковы скорей! Вы заслужили оков.

Если б последнего я из плебеев ударил, понес бы

³⁰ Кару, – иль более прав над госпожой у меня?

Памятен стал Диомед преступленьем тягчайшим: богине

Первым удар он нанес, стал я сегодня – вторым.

Все ж он не столь виноват: я свою дорогую ударил,

Хоть говорил, что люблю, – тот же взбешен был врагом.

³⁵ Что ж, победитель, теперь готовься ты к пышным триумфам!

Лавром чело увенчай, жертвой Юпитера чти!..

Пусть восклицает толпа, провожая твою колесницу:

«Славься, доблестный муж, женщину ты одолел!»

Пусть, распустив волоса, впереди твоя жертва влачится,

⁴⁰ Cкорбная, с бледным лицом, если б не кровь на щеках…

Лучше бы губкам ее посинеть под моими губами,

Лучше б на шее носить зуба игривого знак!

И наконец, если я бушевал, как поток разъяренный,

И оказался в тот миг гнева слепого рабом,

⁴⁵ Разве прикрикнуть не мог – ведь она уж и так оробела, —

Без оскорбительных слов, без громогласных угроз?

Разве не мог разорвать ей платье – хоть это и стыдно —

До середины? А там пояс сдержал бы мой пыл.

Я же дошел до того, что схватил надо лбом ее пряди

⁵⁰ И на прелестных щеках метки оставил ногтей!

Остолбенела она, в изумленном лице ни кровинки,

Белого стала белей камня с Паросской гряды.

Я увидал, как она обессилела, как трепетала, —

Так волоса тополей в ветреных струях дрожат,

⁵⁵ Или же тонкий тростник, колеблемый легким Зефиром,

Или же рябь на воде, если проносится Нот.

Дольше терпеть не могла, и ручьем полились ее слезы —

Так из-под снега течет струйка весенней воды.

В эту минуту себя и почувствовал я виноватым,

⁶⁰ Горькие слезы ее – это была моя кровь.

Трижды к ногам ее пасть я хотел, молить о прощенье, —

Трижды руки мои прочь оттолкнула она.

Не сомневайся, поверь: отмстив, облегчишь свою муку;

Мне, не колеблясь, в лицо впейся ногтями, молю!

⁶⁵ Глаз моих не щади и волос не щади, заклинаю, —

Женским слабым рукам гнев свою помощь подаст.

Или, чтоб знаки стереть злодеяний моих, поскорее

В прежний порядок, молю, волосы вновь уложи!

IX

Всякий влюбленный – солдат, и есть у Амура свой лагерь.

В этом мне, Аттик, поверь: каждый влюбленный – солдат.

Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры.

Жалок дряхлый боец, жалок влюбленный старик.

⁵ Тех же требует лет полководец в воине сильном

И молодая краса в друге на ложе любви.

Оба и стражу несут, и спят на земле по-солдатски:

Этот у милых дверей, тот у палатки вождя.

Воин в дороге весь век, – а стоит любимой уехать,

¹⁰ Вслед до пределов земли смелый любовник пойдет.

Встречные горы, вдвойне от дождей полноводные реки

Он перейдет, по пути сколько истопчет снегов!

Морем придется ли плыть, – не станет ссылаться на бури

И не подумает он лучшей погоды желать.

¹⁵ Кто же стал бы терпеть, коль он не солдат, не любовник,

Стужу ночную и снег вместе с дождем проливным?

Этому надо идти во вражеский стан на разведку;

Тот не спускает с врага, то есть с соперника, глаз.

Тот города осаждать, а этот – порог у жестокой

²⁰ Должен, – кто ломится в дверь, кто в крепостные врата.

Часто на спящих врагов напасть врасплох удавалось,

Вооруженной рукой рать безоружных сразить, —

Пало свирепое так ополченье Реса-фракийца,

Бросить хозяина вам, пленные кони, пришлось!

²⁵ Так и дремота мужей помогает любовникам ловким:

Враг засыпает – они смело кидаются в бой.

Всех сторожей миновать, избегнуть дозорных отрядов —

Это забота бойцов, бедных любовников труд.

Марс и Венера равно не надежны: встает побежденный,

³⁰ Падает тот, про кого ты и подумать не мог.

Пусть же никто не твердит, что любовь – одно лишь безделье:

Изобретательный ум нужен для дела любви.

Страстью великий Ахилл к уведенной горит Брисеиде, —

Пользуйтесь, Трои сыны! Рушьте аргивскую мощь!

³⁵ Гектор в бой уходил из объятий своей Андромахи,

И покрывала ему голову шлемом жена.

Перед Кассандрой, с ее волосами безумной менады,

Остолбенел, говорят, вождь величайший Атрид.

Также изведал и Марс искусно сплетенные сети, —

⁴⁰ У олимпийцев то был самый любимый рассказ…

Отроду был я ленив, к досугу беспечному склонен,

Душу расслабили мне дрема и отдых в тени.

Но полюбил я, и вот – встряхнулся, и сердца тревога

Мне приказала служить в воинском стане любви.

⁴⁵ Бодр, как видишь, я стал, веду ночные сраженья.

Если не хочешь ты стать праздным ленивцем – люби!

X

Той, увезенною вдаль от Эврота на судне фригийском,

Ставшей причиной войны двух ее славных мужей;

Ледой, с которой любовь, белоснежным скрыт опереньем,

Хитрый любовник познал, в птичьем обличье слетев;

⁵ И Амимоной, в сухих бродившей полях Арголиды,

С урной, на темени ей пук придавившей волос, —

Вот кем считал я тебя; и орла и быка опасался —

Всех, в кого обратить смог Громовержца Амур…

Страх мой теперь миновал, душа исцелилась всецело,

¹⁰ Это лицо красотой мне уже глаз не пленит.

Спросишь, с чего изменился я так? Ты – требуешь платы!

Вот и причина: с тех пор ты разонравилась мне.

Искренней зная тебя, я любил твою душу и тело,

Ныне лукавый обман прелесть испортил твою.

¹⁵ И малолетен, и наг Купидон: невинен младенец,