Наука логики

Ничего большего и не означает принцип тождества субъективного и объективного, как он понимается и формулируется Гегелем. Это означает всего-навсего, что и «субъектом», и «объектом» в Логике является одно и то же мышление Речь идет о согласовании схем «сознательного мышления» со схемами того «всеобщего мышления», которое сотворило весь мир науки, техники и нравственности, — об адекватном осознании последних, и ни о чем более.

Поэтому когда Гегель утверждает, что в Логике (именно и только в Логике! — чего нельзя упускать из виду) «противоположность между субъективным и объективным (в ее обычном значении) отпадает»[18], то это означает прямо и непосредственно лишь то обстоятельство, что в логике предметом (объектом) мышления выступает само же мышление, а не что-нибудь иное, что логика и есть «само себя мыслящее мышление», т. е. «субъект», сам себя сделавший объектом своей собственной деятельности, или же «объект», обретающий в логике сознание своих собственных действий, их схем и «правил», и тем самым становящийся «субъектом». Иными словами, здесь имеется в виду «субъект» и «объект» не в «обычном» значении этих терминов, а как чисто-логические понятия в гегелевском смысле этого слова, как категории мышления, причем мышления в разъясненном смысле, как способности, реализуемой в виде науки, техники и нравственности, а не только и не столько в виде говорения, в виде «немой речи».

Нетрудно заметить, что в этой схоластически-замаскированной форме Гегель совершенно точно выразил фундаментальную особенность человеческой жизнедеятельности, способность человека (как существа «мыслящего») смотреть на самого себя как бы «со стороны», как на «нечто другое», как на особый «предмет» («объект»), или, иными словами, превращать схемы своей собственной деятельности в объект ее же самой.

Это та самая особенность человека, которую молодой Маркс — и именно в ходе критики Гегеля — обозначил следующим образом:

«Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает самоё свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания, его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определенность, с которой он непосредственно сливается воедино»[19].

Поскольку Гегель рассматривает эту реальную особенность человеческой жизнедеятельности исключительно глазами логика, постольку он и фиксирует ее лишь в той форме, в какой она уже превратилась в схему мышления, в «логическую» схему, в правило, в согласии с которым человек уже более или менее сознательно строит свои частные действия (будь то в материале языка или в любом другом материале).

«Вещи» и «положение вещей» (дел) вне сознания и воли индивида («Dinge und Sache») и фиксируются им внутри этой схемы исключительно как ее «моменты», как «метаморфозы» мышления («субъективной деятельности»), реализованного и реализуемого в естественно-природном материале, включая сюда и органическое тело самого человека. Поэтому особенность человеческой жизнедеятельности, описанная выше словами Маркса, и выглядит в гегелевском изображении как «осуществляемая» человеком схема мышления.

Реальная картина человеческой жизнедеятельности в ее реальных особенностях и получает здесь перевернутое, с ног на голову поставленное, изображение.

В действительности человек «мыслит» в согласии с этой схемой потому, что такова его реальная жизнедеятельность. Гегель же говорит наоборот: реальная человеческая жизнедеятельность такова потому, что человек мыслит в согласии с определенной схемой. Естественно, что все реальные определения человеческой жизнедеятельности — а через нее — и «положения вещей» вне головы человека, фиксируются здесь лишь постольку, поскольку они «положены мышлением», выступают как результат мышления.

Естественно — ибо логика, специально исследующего мышление, интересует уже не «вещь» (или «положение вещей») как таковая, как до, вне и независимо от человека с его деятельностью существующая реальность (последнюю рассматривает вовсе не он, логик, а физик или биолог, экономист или астроном), а «вещь», как и какой она выглядит в глазах науки — т. е. в результате деятельности мыслящего существа, «субъекта», в качестве продукта мышления, понимаемого как деятельность, специфическим продуктом которой и является понятие — понимание существа дела.

В понимании «сути дела» деятельность мышления и резюмируется, «объективируется», и потому «определения понятия», непосредственно выступающие как определения «вещей», для логика суть снятые в продукте определения деятельности, этот продукт создавшей.