2. Аналогия тем поверхностнее, чем в большей мере то всеобщее, в котором оба единичных оказываются одним и тем же и согласно которому одно единичное становится предикатом другого, есть только качество
или (если брать качество субъективно) тот или иной признак, когда тождество обоих в отношении этого признака берется просто как сходство. Но такого рода поверхностность, к которой форма рассудка или разума приводится тем, что ее низводят в сферу голого предстановления, не должна была бы вообще иметь места в логике. Равным образом не подобает излагать бо́льшую посылку этого умозаключения так, чтобы она гласила: «то, что сходно с каким-нибудь объектом в некоторых признаках, сходно с ним также и в других признаках». Таким путем форма умозаключения выражается в виде некоторого содержания, а эмпирическое содержание, которое, собственно говоря, только и следует называть содержанием, в своей совокупности переносится в меньшую посылку. Подобным же образом вся форма, например, первого умозаключения тоже могла бы быть выражена в виде его бо́льшей посылки: «тому, что подчинено некоторому другому, которому присуще нечто третье, тоже присуще это третье; но вот»… и так далее. Однако при рассмотрении самого умозаключения существенно-важным является не эмпирическое содержание, и обращение его собственной формы в содержание некоторой бо́льшей посылки столь же безразлично, как если бы мы вместо этого взяли любое другое эмпирическое содержание. Но подобно тому, как в умозаключении по аналогии при таком способе его формулирования суть дела не должна была бы состоять в вышеуказанном содержании, не заключающем в себе ничего, кроме своеобразной формы умозаключения, точно так же и в первом умозаключении [наличного бытия] суть дела не состояла бы в этом содержании, т. е. не состояла бы в том, что делает умозаключение умозаключением. Что важно и существенно, это всегда форма умозаключения, все равно, имеет ли оно своим эмпирическим содержанием самое эту форму или что-нибудь другое. Таким образом, умозаключение по аналогии представляет собой некоторую своеобразную форму, и нет основания не рассматривать его как такую форму лишь потому, что его форма может, дескать, быть сделана содержанием или материей некоторой бо́льшей посылки, а материя-де логики не касается. В умозаключении по аналогии и, пожалуй, также и в индуктивном умозаключении на эту мысль может соблазнить то обстоятельство, что в них средние, а равно и крайние термины имеют бо́льшую определенность, чем в чисто формальном умозаключении, и поэтому определение формы, так как оно уже не просто и не абстрактно, необходимо должно представляться также и определением содержания. Но то обстоятельство, что форма, таким образом, определяет себя как содержание, есть, во-первых, необходимое поступательное движение формального момента и потому существенно касается природы умозаключения; но поэтому же, во-вторых, такое определение содержания не может рассматриваться точно так же, как любое другое эмпирическое содержание, и от него нельзя абстрагировать.