Наука о небесных кренделях

– Ага, ты бы и с фашистами дружила, – сказал Илья в полной тишине, нанес меткий точечный удар шпагой, он же сеньор Европы…

– Кажется, меня назвали фашистом? – Никита взвился так, будто Илья обернулся осой и укусил его в язык.

Я закричала:

– Нет! Конечно, нет!

– Конечно, нет, – меланхолически отозвался Илья. – Он не фашист, он сталинский недобиток.

То, что произошло вслед за этими словами, было похоже на блицтурнир сеньора Европы с медведем, как будто Илья делал в сторону медведя изящный выпад, а медведь рычал, отмахивался лапой.

– Да! Я из большинства! Да, я советский человек, ну и что?! Да, мне нравится сильная страна с армией и флотом! А ты, ты… наконец-то показал свою лисью морду – ты за Америку против нас!

Если люди хотят, чтобы иностранцы их поняли, они кричат. Россиянин Никита и европеец Илья кричали, – хотели понять друг друга?

– Конформист, не способный к анализу, недальновидный приспособленец, представитель тупой имперской позиции, – тупица, тупица! Европа тебе не нужна, ты с кем останешься, с Китаем? Будешь младшим братом Китая?

– Нет, старшим! Я – старший брат! – взревел Никита.

Илья попробовал голубцы, благовоспитанно кивнул Алене – «вкусно», и продолжил дискуссию:

– Ты разделяешь выбор власти, поскольку ты чиновник, а мой нравственный выбор независим, я не завишу от государства, в том числе экономически…

– Ага! Не зависит он! Тебе так кажется, независимый ты наш, либерал-европеец! Это пока мы вам позволяем! И что ты имеешь в виду? Свои стрелялки, что ли? Бездарные стрелялки?!

Ох, ну вот, на больное, на личное…

– На моей стороне интеллектуальное и нравственное преимущество, и мне больше не о чем с тобой говорить, – высокомерно сказал Илья и плюнул.

В салфетку, конечно, не в Никиту. Я и представить себе не могла, что хорошо воспитанного Илью можно довести до того, чтобы он плевал в салфетку!

Никита машинально вытащил из голубца маленькую деревянную шпажку, но не воткнул шпажку в Илью, замер с каменным лицом (настоящий мужчина умеет сдерживать эмоции) – и, размахнувшись, швырнул в Илью голубцом.

А я заплакала.

Ирка суетилась вокруг Ильи, пытаясь вытереть ему салфеткой лицо, Илья отстранялся, намекая, что голубец на его лице – знак непримиримого противостояния либералов и консерваторов, я плакала. Я так хотела, чтобы все понравились всем, чтобы Наши Новые Родственники восхитились моими прекрасными друзьями! А мы, как мы показали себя? Мы не говорим о политике, о недвижимости, о книгах. Выпускаем злых духов из бутылки. Скандалим. Называем мои книги «женским щебетаньем». Швыряемся голубцами в томатном соусе. Плачем.

В результате этого неудачного вечера я буду сидеть с Муркиными детьми одна, всегда одна…

Наши Новые Родственники собрались уходить, не дожидаясь чая с Зимним дворцом, – у них вдруг обнаружились срочные дела, о которых они прежде не знали, спасибо за приятный вечер. И тут пришел Андрей.

– Раздевайся скорей, иди к ним… Они бросаются голубцами, – шептала я Андрею в прихожей.

– Родителям Павлика не понравились голубцы? – удивился Андрей.

Надо заметить, что Андрей не лучшее средство сгладить неловкость. Скорее, худшее. Он – естественный человек: когда хочет молчать, молчит, не замечая, что неловкость обтекает его, как волны утес, когда хочет говорить – говорит «кхе-кхе». Мы показали себя Нашим Новым Родственникам во всей красе, а сейчас будет нанесен последний штрих: Андрей мрачно намолчит на прощание.

– …Вот, – сказал Андрей, поставив на стол виски для Ильи, водку для Никиты, красное вино для Хомяка, мартини для Алены, вкусов гостей мы не знаем, но они все равно уже уходят.

…Игорь Юрьевич хлопал Андрея по плечу, приговаривая:

– Все девчонки в классе были в тебя влюблены, а ты, как дурак, не замечал…

Андрей хлопал Игоря Юрьевича по плечу молча. Обнимались, улыбались, вот как счастливо все решилось в одну минуту: мне не придется одной сидеть с Муркиными детьми!

– Мы в одном классе учились, – объяснил Андрей, как будто мы еще не поняли. – Игорь мой друг.

В моем понимании у Андрея нет друзей. Иногда в нашей жизни – ночным звонком «я попал в аварию» или телеграммой «срочно нужны деньги» – возникают люди, о которых я никогда не слышала. Андрей говорит: «Это мой друг». Для меня дружба – это вместе проживать жизнь, а для него дружба – это годами не видеться и по звонку помчаться сквозь ночь.

Воспоминания о двойках и влюбленных девочках разбудили сентиментальность во всех: злые духи спрятались обратно в бутылку, Никита разлил водку (Илье не налил), Илья сам вытер голубец с лица. И я была уверена, что мои прекрасные друзья идут по пути прощения и примирения, но не тут-то было.

«Илья, мне кажется, ты устал», – предположила Ирка, «Никита, домой!» – скомандовала Алена, и не успела я сказать: «Вы что, ребята?!», как они уже стояли в прихожей, старательно делая вид, что не видят друг друга и вежливо прощаются с хозяевами дома.

– Как ты можешь дружить с человеком диаметрально противоположных политических взглядов?… – сказала Андрею Ирка.