Наука о сексе

Вам покажется красивой чрезмерно длинная женская шея, на которой умещается с десяток толстых колец? А оттянутые до нижней челюсти мочки ушей, или, например, двенадцатисантиметровые стопы? Скорее всего, нет. Поэтому, чтобы не вносить лишней сумятицы в обсуждаемый вопрос, мы сразу опустим большую часть этнических особенностей и поговорим лишь о тех идеалах прекрасного, которые были свойственны европейской цивилизации, причем на протяжении лишь нескольких последних веков.

Это кажется невероятным, но оказывается, что нет ничего более изменчивого, чем идеалы физической красоты. Мы привыкли думать, что где-где, а здесь уж точно царит определенность и стабильность… Ан нет! И зависят эстетические пристрастия человечества, как это ни парадоксально, от политического устройства, от экономической ситуации, от капризов моды, сексуальной революции и многих других факторов, которые не всегда напрямую соотносятся с «прекрасным».

Только последняя любовь женщины может сравниться с первой любовью мужчины.

Оноре де Бальзак

Начнем с эпохи Возрождения (XIV–XVII века). Вспомните работы Микеланджело — они стали истинным выражением идеала мужской и женской красоты того времени. Красивы, по его мнению, только чистые типы, они словно бы вырастают на противоположных друг другу полюсах. Художник пытается как можно яснее выделить те физиологические особенности, которые отличают мужчину от женщины, и наоборот. «В мужчине ничего не должно быть от женщины, а в женщине — от мужчины» — такова основная тенденция.

Глупая красота — не красота. Вглядись в тупую красавицу, всмотрись глубоко в каждую черту лица, в улыбку ее, взгляд — красота ее превратится мало-помалу в поразительное безобразие.

Иван Гончаров

Эта наивная попытка исполняется с безумной страстностью, увлеченностью и самоотдачей. Кажется, что еще мгновение, и эти исключительные образы Мужского и Женского оживут для неуемной плотской любви — столько в них чувственности и эротизма. Физическая сторона человеческого существования становится в этот исторический период оплотом постоянного наслаждения и необузданного сладострастия. Еще одна важная особенность как нельзя лучше подчеркнута самим Микеланджело, который говорит: «Лица не имеют значения, главное — тела». Иными словами, если, правда, изрядно упростить суть вопроса, все дело в физическом наслаждении, остальное же — блеф и ненужная мишура.

Посмотрите, как Дж. Порт описывает физическую внешность мужчины в книге «Физиономия человека», вышедшей в XVI веке во Франции: «Мужчины от природы имеют крупный стан, широкие лица, немного загнутые брови, большие глаза, четырехугольный подбородок, толстые жилистые шеи, крепкие плечи и ребра, широкую грудь, впалый живот, костистые и выступающие бедра, жилистые крепкие ляжки и руки, твердые колени, крепкие голени, выступающие икры, стройные ноги, крупные и хорошо сложенные жилистые кисти рук, крупные, далеко друг от друга отстоящие лопатки, большие сильные спины, место между спиной и талией равноугольным и мясистым, костистую и крепкую талию, медленную походку, сильный и грубый голос и т. п.». Мужчина должен был быть добытчиком и защитником, так что именно те черты его внешности, которые подчеркивали эти свойства, и считались в Средние века идеально «красивыми».

Если воплощением мужской красоты был Геракл, или Геркулес, что, впрочем, одно и то же, то идеальная женщина должна была быть похожей на Венеру и Афродиту в одном лице. В ней любили крупные формы: пышную грудь, полные руки и бедра. Брант так объяснял причины подобного вкуса:

«Полные женщины заслуживают предпочтения, ведь гораздо приятнее управлять высоким и красивым боевым конем, и последний доставит всаднику гораздо больше удовольствия, чем маленькая кляча». Убедительно, хотя нынче седоки, видимо, как-то измельчали…

Впрочем, причины такого отношения к женщинам «в теле» кроются, скорее всего, не в удовольствии, хотя такая версия более романтична, а в способности дать большое и жизнеспособное потомство. Как известно, в Средние века, когда из десятка малышей до взрослых лет доживали лишь считанные единицы, такое качество ценилось чрезвычайно высоко. Ведь взрослые дети — кормильцы своих пожилых родителей, государственные пенсии, как вы понимаете, тогда еще не были предусмотрены. Вот, собственно, и вся подоплека эстетических идеалов — немного меркантильно, но зато оправданно.