Наука о войне (о социологическом изучении войны)

Конечно, причиной неточности подобной работы является то, что большое количество донесений войсковых начальников и их штабов пропало при хаосе, переживавшемся русской армией во время революции и в особенности после захвата власти партией большевиков. Но имеется еще и другая чрезвычайно существенная причина, мешающая выяснению настоящих итогов потерь по различным категориям, а именно: невозможность расшифровать категорию «без вести пропавших». В эту категорию попало очень много убитых и раненых, оставленных своими частями; в эту категорию часто включались и попавшие в плен. По совершенно правильному мнению О.-С. Отдела, необходимо сопоставить «фронтовой» материал с материалами центрального управления по эвакуации населения (Центроэвака) в отношении военнопленных и, кроме того, с материалом об эвакуированных, находившихся в санитарных учреждениях на излечении (вышеуказанные 9 000 000). Однако и после завершения этой работы итоги потерь все-таки будут страдать неполнотой. Материалы об эвакуированных хотя и дополняют существенным образом цифры потерь ранеными, контуженными и больными, но число оставшихся на полях сражений останется невыясненным. Между тем донесения войск и штабов являются именно в этом отношении наиболее неполными и неточными, и это не по причине нежелания, а потому, что переживаемый войсковой частью в этих случаях кризис лишает ее фактической возможности составить точное донесение. Стоит только представить себе обстановку, подобную той, в которой находились доблестные войска центральных корпусов армии генерала Самсонова в период катастрофы, или обстановку кампании 1915 г., когда наша армия без снарядов и патронов отступала из Галиции, Польши и Литвы, заливая каждую пядь земли своей кровью.

Вот почему не подлежит сомнению, что значительное число убитых и раненых ускользнуло из учета, уменьшая весьма значительно цифры, которые могут быть установлены даже после самого основательного изучения сохранившегося в России материала.

4. Трудность использования этих данных вследствие отсутствия однообразной номенклатуры

Приведенные выше примеры относятся к России, единственной стране, в которой, как я указывал выше, в Высшей военной школе существовала кафедра военной статистики.

В других странах положение обстоит лучше, хотя бы потому, что они не подверглись после войны столь разрушительной революции, как Россия. Даже в Германии, тоже пережившей после окончания войны критические часы, революционные элементы не проявили столько вандализма в разрушении культурных ценностей, в том числе и архивов.

Тем не менее я утверждаю, что многие социологические выводы не смогут быть сделаны с полной научной достоверностью вследствие того, что для регистрации статистических данных о войне не было установлено надлежащего научного фундамента.

Для пояснения мысли укажу хотя бы на тот разнобой, который существовал для определения боевой силы армии.

Одни исчисляли ее тысячами людей, состоявших в армии, подобно тому, как это делалось в давно минувшие века[139]; другие — оценивали боевую силу армии числом батальонов, оставаясь в этом отношении на уровне идей эпохи Наполеона; и только немногие доросли до современного масштаба оценки числом линейных дивизий с учетом в виде коэффициента их артиллерийской мощи.

Те, которые пытались исчислять боевую силу армии тысячами людей, пытались ввести в виде корректива исчисление одних только бойцов. Но и в этом вопросе проявилось такое различие понимания составителей ведомостей, что нередко исследователь не в состоянии разобраться. Насколько велико было различие в толковании, что такое «боец», можно убедиться из сравнения двух документов; оба они исходили из той же инстанции. Автор одного из них — ген. М.В. Алексеев, начальник штаба государя императора Николая II; автор другого — временный заместитель ген. М.В. Алексеева — ген. В.И. Гурко.

В конце 1915 г. в одной из своих записок нач. шт. Верховного главнокомандующего ген. М.В. Алексеев пишет: