Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина

Если Марс кажется вам отступлением от темы, задумайтесь о таких символах эволюции, как археоптерикс и дронт. Первый, согласно народным взглядам на эволюцию, был предком всех птиц, а второй – птицей, вымершей около 400 лет назад. «Мертвый, как дронт». Опять же, наше представление об этих знаковых созданиях во многом опирается на непроверенные предположения, мифы и выдуманные ассоциации.

Археоптерикс уже упоминался в 36-й главе («Бегство от динозавров») второго издания «Науки Плоского мира». Мы представляем его в виде древних птиц, потому что он являлся кем-то вроде динозавра с птичьими чертами… и был обнаружен первым. Однако во времена археоптерикса уже существовало множество настоящих птиц, в том числе ныряющий ихтиорнис. Бедняга появился слишком поздно, чтобы стать прародителем всех птиц.

Найденный недавно в Китае поразительный «птицеящер» – промежуточное звено между птицей и динозавром – полностью изменил взгляд ученых на эволюцию птиц. Динозавры на некотором этапе стали отращивать перья – пусть и не умели еще летать. Перья выполняли другую задачу – вероятно сохраняли тепло. Позже они оказались полезными и для крыльев. Некоторые птицеящеры хорошо себя чувствовали с четырьмя крыльями – двумя спереди и двумя сзади. Привычное строение «птицы» устоялось лишь спустя некоторое время.

Что же касается дронта, мы же все знаем, как он выглядел, да? Невысокое упитанное существо с большим крючковатым носом… Столь знаменитый вымерший вид обязательно должны были подробно описать в научной литературе.

Но не тут-то было. Мы располагаем лишь десятком рисунков и половиной чучела[76]. Даже археоптериксов у нас сохранилось больше, чем дронтов. Почему? Дронты же вымерли, помните? И случилось это до того, как наука всерьез ими заинтересовалась. Лишь немногие успели изучить дронтов и описать их. Они просто жили, не требуя к себе особенного внимания, а потом исчезли, и было уже поздно начинать их изучать. Мы даже не знаем наверняка, какого цвета они были: многие источники утверждают, что серыми, но высока вероятность того, что все-таки коричневыми.

Тем не менее мы точно знаем, как они выглядели. Откуда? Благодаря иллюстрациям сэра Джона Тенниела к «Алисе в Стране чудес» Льюиса Кэрролла.

И этим все сказано.

Великая сила повествования в Плоском мире заключается в том, что оно высмеивает те места, где «образование» заставляет нас чувствовать себя несколько уязвимыми – когда мы меняем тему разговора в пабе или когда наш пятилетний ребенок задает нам свои пытливые вопросы. Во всей серии «Наука Плоского мира» мы то и дело шутим о том, что филологи называют «привативами». Это понятия, которые вроде бы устраивают наш разум, даже несмотря на то, что в моменте кажутся нам полной чепухой. В 22-й главе первой книги мы его уже обсуждали, а сейчас вкратце напомним.

Считается нормальным сказать «холод проник в окно» или «в массах распространяется невежество». Противоположности этих понятий – тепло и знание – существуют на самом деле, но мы обозначили их отсутствие словами, которых в действительности не бывает. В Плоском мире есть такое состояние, как «нурд», то есть сверхтрезвость, которое по своей силе значительно превосходит опьянение в алкогольном направлении. Есть несколько шуток о скорости темноты, которая должна превышать скорость света, потому что темноте все время приходится убираться с дороги, пропуская свет. В Плоском мире Смерть существует как главный (а то и самый главный) герой, а в Круглом это слово означает лишь отсутствие жизни.

Люди привыкли давать название отсутствию чего-либо, вместо того чтобы (или вместе с тем чтобы) называть его наличие: эти слова и являются вышеупомянутыми привативами.

Иногда эта привычка приводит к ошибкам. Классическим примером здесь служит название «флогистон», означающее субстанцию, выделяющуюся при горении различных материалов. Ее высвобождение можно видеть в форме дыма, пламени, пены… для того чтобы показать, что горение – это присоединение кислорода, а не выделение флогистона, понадобилось много лет. Потом некоторые доказали, что металл при горении становится тяжелее, и как следствие начали утверждать, что флогистон имеет отрицательный вес. Они были разумными людьми – вовсе не дураками. Идея флогистона в самом деле была в ходу – до тех пор, пока кислород не заменил собой его объяснение, дав алхимикам понять, что путь к рациональной химии гораздо более прост.