Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина

Если первое утверждение более-менее верно, то второе весьма спорно. Ключевым здесь является слово «несдержанный», и численность популяции на самом деле растет по экспоненте только при наличии достаточного количества доступных ресурсов. Как правило, рост ускоряется, когда численность популяции мала, и спадает при ее возрастании. Но в случае большинства видов двое родителей (давайте будем говорить только о раздельнополых видах) производят большее количество потомков. Самка скворца за свою жизнь откладывает около 16 яиц, значит, при «несдержанном» росте популяция скворцов будет увеличиваться в 8 раз с каждым поколением. В этом случае планета давно была бы доверху забита скворцами. Но из этих 16 потомков 14 (в среднем) в силу разных обстоятельств не оставляют потомства – чаще всего кто-то успевает их съесть раньше времени. Лишь двое становятся родителями. Самка лягушки способна откладывать за свою жизнь 10 000 яиц, и почти все они погибают всякими нелепыми способами, прежде чем становятся родителями; самка трески откладывает около 40 миллионов икринок, которые становятся звеном пищевой цепи – и лишь две из них оставляют потомство. В данном случае множитель при «несдержанном» росте составил бы 20 миллионов за одно поколение. Несдержанный рост нельзя и рассматривать как реальную возможность.

Мы полагаем, что Мальтус обращался к линейному росту количества ресурсов по несколько неразумной причине. В школьных учебниках Викторианской эпохи выделялось два основных типа последовательностей: геометрическая (экспотенциальная) и арифметическая (линейная). Было и множество других возможностей, но в учебники они не попадали. Приписав геометрическую прогрессию популяции, Мальтусу осталось лишь связать ресурсы с арифметической. Он никак не основывался на реальной скорости роста – только на том, что она была медленнее экспотенциальной. На примере скворцов видно, что бóльшая часть потомства погибает, не успев размножиться – в этом и суть.

Учитывая, что большинство молодых скворцов не становятся родителями, возникает вопрос: а которые из них становятся? Дарвин полагал, что выживают и оставляют потомство те, кто лучше приспособлен к выживанию, – и это логично. Если из двух скворцов один лучше умеет находить еду или хвататься за нее, то вполне очевидно, у которого из них больше шансов на успех при ограниченных ресурсах. Лучшему может и не повезти, если его съест ястреб; но в среднем по популяции выживают именно те скворцы, которые лучше приспособлены.

Процесс «естественного отбора», по сути, играет роль внешнего селекционера. Он отбирает определенные организмы и устраняет остальных. Этот выбор не происходит сознательно – потому что нет ни сознания, которое его совершает, ни определенной заранее цели. Тем не менее конечный итог очень похож на следствие сознательного выбора. Главное отличие состоит в том, что естественный отбор происходит разумно, в то время как селекция человеком может приносить нелепые результаты (пример – собаки с приплюснутыми мордами, которые могут дышать лишь с трудом). Вследствие разумного выбора получаются разумные животные и растения, которые прекрасно приспосабливаются к выживанию в любой среде, в которой стали меняться благодаря естественному отбору.

Это похоже на выведение новых разновидностей голубей, только без участия человека. Естественный отбор использует ту же изменчивость разновидностей, что и голубятники. Он совершает выбор, основываясь не на каких-либо прихотях, а на способности к выживанию (в некоторой среде). Обычно он происходит гораздо медленнее, чем при вмешательстве человека, но шкала времени настолько велика, что эта медлительность не играет большой роли. Наследственная изменчивость в сочетании с естественным отбором и Глубоким временем неизбежно приводит к происхождению видов.

Природа все делает сама. Ей не нужно каких-то особых актов творения. Хотя это еще не значит, что этого особого творения не было, – просто устраняет логический императив на сей счет.

Пейли ошибался.

Часам не нужен часовщик.

Они могли создать себя сами.

Глава 13 Бесконечность – мудреная штука

Было всего полшестого утра – слишком поздно для перекуса и слишком рано для раннего завтрака. Пробегая в сером тумане, аркканцлер Чудакулли заметил, что в Главном зале горел свет. С напускным видом – на случай, если Думминг привел туда студентов, – он распахнул дверь.

В зале действительно оказалось несколько студентов. Один из них спал под краном кофеварки.

Думминг Тупс все еще стоял на стремянке, размахивая руками вокруг шкалы времени.

– Что-нибудь выходит, Тупс? – спросил Чудакулли, продолжая бег на месте.

Думминг от неожиданности с трудом удержал равновесие.

– Э-э… в общем, да, прогресс есть, сэр, – ответил он и спустился.

– Кусочек большого дела, да? – продолжал аркканцлер.

– Да, и достаточно трудного, сэр. Но мы закончили с инструкциями. Уже почти все готово.

– Вот это я понимаю! Зададим им жару, а? – подзадорил его Чудакулли, ударяя кулаком по воздуху.