Наука под гнетом российской истории

Получив в наследство от СССР громоздкий и крайне неэффективно работающий институт науки, новая Россия, приступившая в 1992 году к реформации своей политической и экономической системы, оказалась перед дилеммой: всю старую советскую науку она поддерживать не желала да и чисто экономически была не в состоянии, а что поддержать избирательно, не знала. Да и знать не могла, ибо ответственные за развитие науки государственные чиновники вместо того, чтобы начать структурную перестройку всего института науки, боясь по стародавней российской традиции ответственности за принятые решения, приступили к косметическим реформам старой системы, т. е. как в крыловском «квартете» начали переставлять с места на место да группировать по новому старые структурные элементы науки.

Так вместо одного института появилась «федерация институтов», стали возникать государственные научные центры и т. д. Одним словом, направленно не меняя научную политику и сохраняя убийственно малое для всей армии бывшей советской науки финансирование, нынешние правители пустили процесс структурной перестройки на самотек, что уже привело к практически полному вымыванию из науки ее творческого потенциала, т. е. молодых ученых, которые могли бы составить ее будущее.

За прошедшие 8 лет экономических реформ кое-что сделать все же успели: практически ликвидирована так называемая отраслевая или ведомственная наука, ибо от былых институтов в подавляющем большинстве остались лишь вывески на зданиях, административный аппарат да коротающие время ученые – пенсионеры. Ни одного мало – мальски серьезного заказа эти институты уже выполнить не в состоянии.

Что касается академической науки, то беда ее в другом: руководство Академии наук упорно не замечает происходящие в стране перемены и, оглядываясь на развитые западные демократии, убеждает правительство поддерживать фундаментальную науку, разумея под последней именно Академию наук.

Парадокс же данной ситуации, на чем мы уже останавливались, состоит в том, что руководство страны и Президиум Академии Наук занимаются взаимообманом. Обман правительства – в том, что оно обещает поддержать фундаментальную на-уку, хотя прекрасно понимает, что необходимых для этого средств у него нет и в ближайшем будущем не предвидится, а обман академического начальства – в сознательном смещении акцентов с новейших наукоемких технологий, которые только и могут реально влиять на развитие экономики, на поисковые исследования в рамках фундаментальной науки. Создается поэтому ситуация замкнутого круга: денег на науку нет, так как не включаются механизмы рыночной экономики, а они не в состоянии работать, в частности, и потому, что сохраняется традиционный для советской системы примат фундаментальной науки в рамках науки академической.

Между тем нынешнее плачевное состояние государственного института науки – трагедия живых людей, посвятивших свою жизнь научному поиску и внезапно ставших ненужными обществу, но не трагедия государства российского. Ибо у государства, тем более такого территориально крупного, да еще пораженного множеством наследственных политических и социальных болезней, имеется своя сверхзадача: сделать демократический режим жизнестойким, что возможно только в одном случае, если люди поверят в его ценностные ориентиры и на очередных выборах не отберут власть у демократических избранников.

Веру же в демократию может поддерживать лишь быт людей: достойная оплата их труда и столь же достойное пенсионное обеспечение. А это, в свою очередь, может дать лишь здоровая конкурентноспособная рыночная экономическая система. Доходная же экономика даст уже реальную возможность развиваться и фундаментальной науке. Она возродиться в подобной ситуации без специальных усилий со стороны государства.

Однако процесс становления и мужания рыночной экономики слишком растянут во времени, чтобы можно было спокойно сидеть и терпеливо ждать его результатов. Поэтому сами ученые делают попытки не то чтобы ускорить его – их усилиями это сделать невозможно – но как бы органично вписаться в этот процесс и привнести свою лепту в развитие экономической системы страны. Полезность подобной активности прежде всего в том, что методом проб и ошибок и у государства и у самих ученых начинать проясняться некий образ науки, принципиально новый для российской ментальности. На этом «образе» становятся более рельефными черты, определяющие его сегодняшнюю экономическую выгодность, и стушевываются классические для русского ума приоритеты всечеловеческой полезности научной истины. Происходит своего рода инстинктивная переоценка былых приоритетов, их никто не громит сознательно, их не разрушают, они размываются сами под напором новых экономических и политических реалий.